Николай Валентинов - Малознакомый Ленин

Возможность не торопиться с получением гонорара, отказаться от нескольких сот рублей, — а эта сумма по тому времени немалая, — но добиться «безукоризненной внешности» предполагаемого издания, — достаточно говорят о благополучном материальном положении Ленина.

До ссылки его библиотека была бедна. Он редко покупал книги, пользуясь чужими. Приехав в Шушенское с двумя десятками книг, он уезжает оттуда с 15 пудами очень ценных книг, стоящих многие сотни рублей. «Если не очень стесняться в средствах для выписки книг, — писал Ленин Потресову 7 февраля 1899 года, — то можно, я думаю, и в глуши работать, — я сужу, по крайней мере, по себе».

Замечание верное. Все, что его интересовало и требовалось для работы, у него было под руками даже в сибирской глуши. Он имел и русские издания, и немецкие, и французские книги, журналы, газеты. Ленин сначала намеревался просить П. Б. Струве, редактора журнала, в котором он участвует, производить уплату его гонорара только книгами. «На выбор его я полагаюсь вполне, а интересует меня эта уплата книгами потому, что это единственный способ получать тотчас же важные новинки» (письмо от 29 апреля 1897 года).

Такой способ уплаты гонорара оказался для Струве неудобным — и книги стали заказываться в книжном складе Калмыковой. На оплату их Ленин, «не стесняясь», тратил получаемый гонорар. Гонорар «за следующие 2 статьи я думаю употребить на журналы и книги, — писал он сестре Анне 6 июня 1897 года. — Из полученной тобой трети гонорара половина уходит на высланные Митей (братом Ленина. — Я. В.) деньги для Ел. Вас. Из остальной половины — половину пошли, пожалуйста, в склад Калмыковой (я там задолжал, а выписываю оттуда многонько), а на остальную половину надо выписать журналов и газет на 1899 г.» (письмо от 4 декабря 1898 года). «С моим гонораром что-то вышла заминка, а я все забираю да забираю книги в складе Калмыковой, так что даже совестно», — делился он с матерью в письме от 15 января 1899 года.

Сестру Анну, покупающую и отправляющую ему книги, получающую его гонорары, он нагружает множеством поручений, выполняемых ею с величайшим усердием и чувством лежащего на ней священного долга. Он ей шлет «списочки книг, которые мне очень хотелось бы достать и которые, кажется, только и можно купить у букинистов в Питере». Он требует от нее, не запрашивая его, посылать все «особенно интересное», появляющееся на книжном рынке. Он заказывает ей приобрести для него «оригиналы классиков по политической экономии и философии». Так, на полках его постоянно растущей библиотеки в Шушенском, в числе прочих книг, появляются издания Спинозы, Канта, Гегеля, Шеллинга, Фихте, Гольбаха, Гельвеция.

Ленин хочет заняться философией. «Очень хорошо сознаю, — пишет он Потресову 9 мая 1899 года, — свою философскую необразованность и не намерен писать на эти темы, пока не подучусь. Теперь именно этим и занимаюсь, начавши с Гольбаха и Гельвеция, и собираюсь перейти к Канту».

До чтения Канта он все-таки не дошел, что не мешало ему вести с Ленгником, находившимся в ссылке в селе Казачинском, большой диспут о заблуждениях Канта. До Канта не дошел Ленин и позднее; в его книге «Материализм и эмпириокритицизм» (вышла в свет в мае 1909 года) есть критика Канта по Чернышевскому и ни единой цитаты из «Критики чистого разума». Его философский противник — большевик А. А. Богданов уверял, что Ленин судил Канта только по тому немногому, что о нем писали Энгельс и Плеханов.

Ленин, и отчасти Крупская, в Сибири перевели, как о том уже упоминалось, книгу С. и Б. Вебба «Теория и практика английского тред-юнионизма». Перевели не без большого труда, прибегая для помощи к немецкому переводу книги. При выполнении и этой работы на первом месте стояла не столько цель заработка, сколько овладение английским языком, который они знали плохо. «Твои сетования на незнание французского языка, — писала 19 марта 1899 года сестре Ленина Марии Крупская, — только еще ярче выставляют то жалкое знание языков, которым обладаем мы с Володей». Когда через четыре года после Сибири «приехали в Лондон, — признается Крупская, — оказалось — ни мы не черта не понимаем, ни нас никто не понимает. Владимира Ильича это забавляло, но в то же время задевало за живое». Интернационалист Ленин считал знание иностранных языков абсолютно необходимым для углубления своих познаний, ведения литературной работы, политической деятельности, жизни в Европе, куда он и уехал через шесть месяцев после окончания ссылки. «Я заразилась, видно, Володиной idee fixe — хочется одолеть языки во что бы то ни стало», — писала Крупская матери Ленина 21 ноября 1900 года из Уфы.

Его товарищи по ссылке, вынужденные служить, совсем не имели времени изучать языки. В противоположность им, Ленин и его супруга, окружив себя переводами, иностранными словарями, грамматиками, синтаксисами, занимались языками самым усердным образом. Здесь, как и во всем другом, проглядывает влияние «ульяновского достатка». Очень показателен в этом отношении ответ, данный Лениным на предложение Струве написать краткий курс политической экономии. Нуждающийся литератор, избравший, подобно Ленину, своей специальностью политическую экономию, ухватился бы за такое предложение. Оно было сделано после того, как Ленин, написав «Развитие капитализма в России», имел много свободного времени. Но в том-то и дело, что Ленин не ощущал нужды, не гнался за заработком. К тому же он считал, что может писать лишь на темы, которые он сам выбирает, а не на те, что ему «заказывают». «Я решил отказаться от этого предложения: трудно писать по заказу… Да и вообще мне хочется поменьше писать теперь и побольше подчитать… Я теперь подчитываю кое-что и немного занимаюсь языками. Вообще работаю очень мало и писать ничего не собираюсь» (письмо от 19 июня 1898 года).

Нельзя представить себе наказание, в большом и малом, столь приятное и столь полезное, как ссылка Ленина. Очень трудно себе представить и другое, чтобы кто-нибудь смог лучше, чем его родные, выполнять все его желания, так постоянно думать — как бы доставить ему удовольствие. Следя за тем, с какой силой мысль его родных обращается к Ленину (как растение к солнцу), рождается впечатление, что все они словно не имеют своей жизни, а каким-то магнитом притянуты к нему, живут лишь в орбите отраженного от него света. Они ничего не требуют от него и все, что имеют, готовы ему принести. Это приходится повторять. Не прошло и трех месяцев после отъезда Ленина, едва успел он добраться до Шушенского, как родные начали думать, не следует ли поехать к нему, быть около него. Их не страшит поездка в Сибирь, тысячи километров трудного пути.