Наталья Павлищева - Роксолана-Хуррем и ее «Великолепный век». Тайны гарема и Стамбульского двора

А на Вену Сулейман все же пошел, вернее, не на саму Вену, а в земли Фердинанда.

Угроза нового османского нападения так испугала европейцев, что они… сплотились, чего раньше никогда не бывало! Нет, сплотились не короли, хотя Карл уже добился своего и заставил-таки Франциска жениться на Элеоноре, о чем несчастная женщина очень быстро пожалела. Король-рыцарь вел себя по-рыцарски со всеми, кроме нее, не считая нужным порвать со своими двумя любовницами.

Но французский король вовсе не намеревался помогать новым родственникам в их противостоянии с османами, напротив, использовал его, чтобы ослабить Карла Габсбурга. А тут еще Мартин Лютер со своими проповедями!..

Но Карл сумел наступить себе на горло, чтобы не приказать попросту сжечь на костре строптивого монаха, нет, ему было нужно спокойствие в немецких городах в тылу, потому все обвинения с Мартина Лютера были сняты. Прочувствовав важность момента, строптивый монах принялся призывать своих сторонников встать плечом к плечу против турок. Удалось, оружие в руки взяли даже те, кто недавно желал погибели самим Габсбургам.

А потом было непонятное многим, но великое по сути противостояние войска императора Великой Римской империи Карла V Габсбурга и султана Османской империи Сулеймана. Сулейман до Вены не дошел, прекрасно сознавая, что на долгую осаду у него ни времени, ни ресурсов нет, а растянувшись кольцом вокруг города, он тут же подставит свои позиции под удар, поскольку Карл со своим войском находился вне Вены.

Император пытался приманить султана к стенам Вены, чтобы ударить со стороны. Султан пытался выманить императора на равнину для открытого боя, осаждая мелкие крепости. Не удалось осуществить свои планы ни тому ни другому, оба прекрасно поняли замысел противника и на поводу не пошли. Обойдя Вену с запада, основательно разорив округу и милостиво оставив в покое крошечные крепости, которые якобы осаждал, Сулейман отправился обратно, чтобы его армию в горах не застали октябрьские дожди и на равнине – непролазная осенняя грязь.

Европа несколько месяцев не могла выдохнуть, но не от страха, а от изумления. Собранная огромная армия Карла, так и простояв без действия, тоже разбрелась по домам. Ощущения победы не осталось ни у тех, ни у других, что позволило обеим сторонам приписать ее себе.

Фердинанд и Карл прислали каждый от себя послов, теперь уже безо всякого хамства и нелепых требований. Более того, Фердинанд просил… принять его в большую семью султана и называл себя его сыном, в витиеватых выражениях заверяя, что просто не подозревал о присутствии Сулеймана в своих владениях, иначе лично встретил его со всем почетом и так же лично передал ключи от всех городов, каких тот ни пожелает. И это не было насмешкой или ерничеством, Европа действительно была напугана напором с Востока и действительно боялась турок.

Сулейман обещал мир Фердинанду, как владельцу земель рядом с «дружественной» Венгрией, с насмешкой напоминал, что второй раз не застает «сына» в Вене, которая якобы принадлежит ему, но гарантирует мир до тех пор, «пока его будет соблюдать сам король Фердинанд». В общем, стоило Фердинанду хоть глазом косо повести в сторону Венгрии, у султана появлялся повод предпринять новый поход, причем весьма неожиданно.

Карлу в мире Сулейман отказал, мотивируя обидами, нанесенными своему союзнику – французскому королю. Это было непонятно сразу, но прояснилось потом. В Венгрии Карл Сулейману более не был опасен, тем более султан решил прекратить сухопутную экспансию в Европе, а обещав мир вообще, он лишал себя возможности воевать совсем в другом месте – на море и в северной Африке.

Все время, пока султан ходил в походы и занимался внешней политикой, в его собственном доме текла жизнь не менее бурная, чем вне гаремных стен.

После первого блистательного похода на Белград дома его ждала черная весть: от оспы умерли два старших сына – Махмуд и Мурад. И светлая: его любимица Хуррем родила сына Мехмеда.

Теперь Роксолану следовало удалить от султана, вернее, оставить во дворце с ребенком жить на правах кадины. Это, конечно, был невиданный взлет – из рабынь прямо в икбал и сразу в кадины. Везет же некоторым!

Но оказалось, везение не закончилось, потому что султан не собирался удалять от себя зеленоглазую славянку, он снова взял Роксолану на ложе. Скандал! Тем более эта везучая снова забеременела, чего не удавалось никому другому, словно всего себя Сулейман берег только для нее.

Он ушел на Родос, она в день весеннего равноденствия родила дочь Михримах. Раньше срока, крошечную, но живучую.

Гарем радовался: ну, теперь-то все! Ничто не радует так, как неприятность соседа, особенно если тот везучий. Никто же не считает чужое везение заслуженным, другое дело – свое, оно всегда заработано честным… пусть не трудом, так хоть существованием. А чужое – всегда по ошибке фортуны. Эта дама ошибается слишком часто, вы не находите?

Когда и после рождения дочери султан оставил Роксолану при себе, гарем убедился в слепоте фортуны вполне. А она в том же году родила очередного сына.

Будь фортуна досягаема, ее непременно поколотили бы в гареме Сулеймана, но за неимением такой возможности оставалось шипеть на везучую выскочку. Чем больше Сулейман Роксолану любил, тем сильней гарем ее ненавидел.

В гареме Сулейман ничем помочь возлюбленной не мог, султан, конечно, хозяин и правитель, и все в гареме его рабы, но не всегда рабы подчиняются воле властелина. На то гарем и гарем, чтобы лишать своего хозяина разума.

Сулеймана не лишили, он продолжал жить как жил, – любить свою Хуррем и рожденных ею детей (особенно очаровательную принцессу Михримах, Мехмед сильную отцовскую любовь завоюет позже, когда покажет свои способности), ходить в походы, охотиться, писать стихи и вести дневник.

Давно махнув рукой на Франциска как на союзника, Сулейман занялся восточной проблемой – Персией.

С Сефевидами воевали все Османы, в том числе и отец Сулеймана султан Селим. Ему достался самый неудобный противник – шах Исмаил, не менее грозный, чем сам Селим. Но почти одновременно с Сулейманом на престол взошел шах Тахмасп. Тахмасп был совсем юн – всего десяти лет от роду, но его поддерживали кызылбаши – красношапочники. И правили за Тахмаспа сначала тоже они.

Сефевиды боролись с Османами за южные и юго-восточные территории империи, прежде всего за Багдад (Персия и без Багдада?! Непорядок!), который частенько переходил из рук в руки.

Военная стратегия Тахмаспа приводила Сулеймана и его верного Ибрагима в бешенство, сефевидский шах не принимал открытого сражения, норовил что-то захватить, обобрать до нитки, а при малейшем намеке на подход сильной османской армии исчезнуть из поля зрения. Прими он бой, наверняка был бы побит, с тогдашней османской армией мало что могло сравниться, турки чалмами могли закидать.