Норберт Фрид - Картотека живых

Голодная лагерная жизнь приглушала этот голос совести. "Брось мудрить, - говорил себе измученный Зденек, - эгоизм или не эгоизм - не все ли равно, я хочу жить в себе и для себя. Разве так уж нехорошо - держаться особняком среди этого страшного стада? Разве даже самый последний мертвец не вправе желать своей собственной отдельной могилки?"

Тем временем человек в чистой арестантской одежде продолжал командовать:

- Сейчас вы войдете со мной в четырнадцатый барак. Входите не спеша и пристойно, иначе я набью вам морду. Первые пройдут за мной в дальний конец барака и, не говоря ни слова, займут нары направо и налево. Остальные за ними. Verstanden? Место найдется каждому, и одеяла там есть для всех, так чтобы без фокусов! Куда попал, там и оставайся, перебегать не разрешаю, имейте в виду! Шагом марш!

Здедек раздраженно поднял брови - кругом уже началась толкотня. Приятели хватали друг друга за рукав, чтобы вместе попасть на нары. Кто-то вцепился и в Зденека.

- Это я, Феликс, пианист, ты меня знаешь по Терезину, - раздался быстрый испуганный шепот, - давай держаться вместе!

Отказываться времени не было: впереди люди уже ломились в низкую дверь.

- Пойдем, а то нам достанутся места у самого выхода, а там будет холодно, - сказал Зденек и двинулся к бараку.

- Но там будет больше воздуха, - удерживал его Феликс.

Зденек нагнул голову и молча продолжал двигаться к двери. Робкий человек рядом с ним сказал: "Ну, как знаешь..." - и не отпускал больше рукав Зденека. Они вместе ввалились в барак, споткнувшись на ступеньках, вместе плюхнулись на какие-то нары справа. О том, чтобы выбирать место, нечего было и думать: их просто внесло в барак - задние толкали, передние не пускали вперед.

- Тихо! Сидеть и молчать! - заорал блоковый, пробираясь против течения и раздавая первые удары. Зденек забрался на свое место, чтобы ему не оттоптали ноги, и стал рассматривать помещение. Здесь было не совсем так, как в конторе: здесь не сделали пола на всей площади барака. От двери вдоль барака тянулось что-то вроде канавы, так чтобы мог пройти, не сгибаясь, невысокий человек. По обе стороны этого углубления земля под крышей осталась на той же высоте, как была. Ее покрыли досками, на доски насыпали стружки: это и есть нары. Крыша начиналась над самой головой людей, лежавших на нарах, а в середине землянки ее поддерживали деревянные столбики. Справа от Зденека тускло мерцала лампочка, при ее свете он узнал несколько лиц, знакомых по Терезину и по поезду. Но из близких друзей тут никого не было.

- Здесь, в середине, наверное, лучше всего, - сказал Феликс, все еще держась за левую руку Зденека, и тотчас втянул голову в плечи, потому что блоковый около них снова взревел: "Тихо!"

Видимо, все пятьдесят человек уже были в бараке; больше никто не входил.

Блоковый пошел закрыть дверь. Под его угрожающим взглядом последние узники укладывались на нары. Проход посредине землянки опустел.

- Вас тут должно быть полсотни. По двадцать пять с каждой стороны.

Опять началась проверка. На правой стороне оказалось двадцать семь. Переселение двух лишних не обошлось без оплеух. Потом настала тишина. Какое-то спокойствие полуобморочного изнурения овладело людьми. После стольких ночей на бетонном полу в Освенциме и в грязном вагоне узники отдыхали на стружке под низкой крышей землянки. Здесь было тесно, как в крольчатнике, люди лежали вплотную, и все же у них возникло ощущение какой-то оседлости. Они дышали медленно и с опаской глядели на блокового, который снова пересчитывал их.

Зденек взглянул на соседа справа. Тоже знакомое лицо по Терезину, не знаю, как его зовут, но, видно, и он не слишком расположен к новым знакомствам - смотрит себе упрямо в одну точку. "Плохие у него, бедняги, башмаки", - заключил Зденек и опять перестал думать.

Спать все еще было нельзя, потому что блоковый ходил с карандашом и бумагой и записывал фамилии заключенных. Вдруг дверь распахнулась, и в барак со смехом ввалились двое проминентов: тот, с щегольскими усиками, и красавчик Фриц.

- Добрый вечер, староста, - возгласил блоковый, стараясь, чтобы все новички услышали, кто его гость и закадычный приятель. - Дейбель уже убрался восвояси?

- Не задавай дурацких вопросов, поляк, - холодно отрезал Фриц, выпятив подбородок и приподняв плечи. - Давай вещи. - Immer der alte Bulle! нем.)> - весело воскликнул блоковый, словно Фриц блестяще сострил, и поспешил в глубину барака. Зденек только сейчас заметил там занавеску из одеял. Блоковый исчез за ней и крикнул оттуда:

- А здорово я предупредил вас у ворот, что обершарфюрер Дейбель в конторе? А?

- Старый хефтлинк, а такое трепло! - сплюнул Фриц. - Ну и блоковых ты выбрал, староста! В Варшаве он был заправским мусульманином, а здесь стал проминентом!

- Не у каждого восьмилетний лагерный стаж, как у тебя, - польстил Фрицу тип с усиками и хлопнул его по спине.

Из-за занавески появился блоковый с мешком в руке.

- Вот он, - угодливо сказал он. - Приятного аппетита! - Видишь, он и сюда совал рыло! - прошипел Фриц и вырвал мешок из рук блокового.

В этот момент откуда-то из угла раздался робкий голосок:

- Bitte нем.)>, герр староста, можно к вам обратиться?

Блоковый кинулся было в ту сторону, чтобы наградить наглеца тумаком, но староста Хорст сказал тоном прусского офицера: - Разумеется, Immer raus damit нем.)>

- Нет, нет, мы не жалуемся. Господин блоковый очень добр к нам. Мы только хотели спросить, нельзя ли нам получить сейчас какую-нибудь еду. Мы уже три дня ничего не ели.

С минуту стояла полная тишина. Люди глотали слюнки. Потом староста сказал:

- Вы только что зачислены в состав нашего лагеря, приятели. Пайки на вас мы начнем получать только завтра. Ясно? - и уже в дверях добавил: Хефтлинку не подобает хныкать и жаловаться. Спойте что-нибудь и спите. Через три часа будет завтрак.

- Ага! - воскликнул блоковый после ухода обоих гостей. - Спеть - это хорошая идея! Кто из вас умеет петь?

Пение в такой обстановке казалось всем довольно странным занятием. Наступило апатичное молчание.

- Что же вы?! Кто запоет, получит завтра лишнюю порцию похлебки. Ну-ка!

- Спой ты, Зденек, - прошептал Феликс и, не получив ответа, сказал вслух: - Вот Зденек хорошо поет. В Терезине он даже пел Миху в "Проданной невесте", помните?

И все, даже те, кто никогда не был в Терезине, забурчали:

- Пусть поет Зденек.

- Кто из вас Зденек? - спросил блоковый.

Несколько рук показало на Зденека, а Феликс воскликнул :

- Вот он, рядом со мной.

Блоковый остановился перед Зденеком.

- Ну-ка, сядь, чтоб тебя было видно. - И когда Зденек повиновался, спросил тихо: - Что ты делал на свободе?

- Работал на киностудии.

Блоковый повернул свою кепку козырьком назад и сделал такой жест, словно вращал ручку киносъемочного аппарата. - Пой, снимаю! - воскликнул он. Губы у него все время были выпячены, рот приоткрыт, и он по-прежнему шумно дышал.