Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке - Юрий Борисович Швец
Мое пространство для маневра было строго ограничено еще одним важным соображением. Одно отклоненное предложение о приеме на работу, всего одно, и меня тут же вышвырнут из страны — если повезет. Я даже не хотел думать, что будет, если мне не повезет.
В конце 1970-х двое моих коллег по нью-йоркской резиденции, Энгер и Черняев, отсидели в американской тюрьме. Примерно в то же время Константин Корявин, офицер с той же нью-йоркской резидентурой, был задержан ФБР при разгрузке тайника (как правило, передачи документов, денег или оборудования), созданного для него его активом, гражданином США. Было поздно ночью. Ему завязали глаза, бросили в машину, отвезли на пустое кладбище и положили на край свежевырытой могилы.
«Назовите нам имя вашего связного, и мы вас отпустим. В противном случае мы вас расстреляем и похороним в этой могиле», — сказал Корявину агент ФБР. «Никто из ваших коллег не знает ни вашего местонахождения, ни того, что с вами случилось. Вы просто растворитесь в воздухе, вот и все. У вас есть ровно одна минута, чтобы принять решение».
Корявин с ужасом глядел в черную пасть могилы. За его спиной стояли сотрудники ФБР, один из них громко отсчитывал ускользающие секунды. Наконец, он сказал:
"Шестьдесят." Корявин услышал металлический щелчок взведенного курка, после чего наступила гробовая тишина. Он стоял, застыв от страха, ожидая страшного мгновения, когда обещанная пуля пронзит его затылок.
Пытки затянулись на несколько минут. Затем он услышал, как двери машины захлопнулись, и двигатели снова заревели. Советский шпион стоял на краю могилы, потрясенный, не решаясь обернуться и посмотреть, спустя много времени после того, как команда ФБР ушла. Он не мог поверить, что его пощадили.
Константин Корявин сообщил об этом страшном приключении только своему непосредственному начальству, но уже через некоторое время в тайну был посвящен весь Североамериканский департамент. Конечно, шансов проверить эту историю через "независимые источники" было немного, но это утешало. У меня, как у корреспондента ТАСС и, следовательно, без дипломатического иммунитета, был один шанс, в лучшем случае — два. Перспектива оказаться в американской тюрьме или на краю могилы меня мало привлекала. Даже простое выдворение из США означало бы конец моей карьеры. Выдворенные офицеры разведки считались сгоревшими, а значит, не представляющими ценности в полевых условиях.
Принято считать, что шпионы обычно приобретают контакты на всевозможных общественных мероприятиях — вечеринках, пресс-конференциях и т. п. Может быть, когда-то давно так и было, но не в мое время. Я не сразу понял, что искать потенциальных агентов на вашингтонских коктейлях — пустая трата времени. Похоже, все были хорошо осведомлены о тактике КГБ, и я решил пойти другим путем — в профессиональной терминологии он называется бесконтактной оценкой перспектив.
Однажды летом 1985 года, перебирая стопки газетных вырезок, хранящихся в резидентуре, я наткнулся на интересный предмет: пачку копий статей под псевдонимом Филлис Барбер, тщательно собранных кем-то в течение нескольких лет из ряда американских и западноевропейских периодических изданий.
Мне так и не удалось найти человека, составившего эту коллекцию, чтобы сказать ему, что я у него в долгу, но он заслужил мою благодарность. Статьи Филлис были совершенно потрясающими. Она дала новое определение ярому антиамериканизму; она страстно ненавидела все американское, демонстрируя при этом глубокое и глубокое знание всех тонкостей внутренней и внешней политики США. Это было именно то, что мне нужно, я нашел свою "тему". Оставалось только найти подходящий предлог для знакомства с ней, но это уже дело техники. На горизонте забрезжил проблеск надежды.
И тут неожиданно сверкнула молния. В Риме при загадочных обстоятельствах исчез заместитель начальника Северо-Американского управления полковник Виталий Юрченко. Через некоторое время он объявился на секретной вилле ЦРУ в Вирджинии и — о ужас! — начал говорить. Его откровения, время от времени появлявшиеся в американской прессе, поражали воображение. Сеть американских агентов, создававшаяся КГБ в течение многих лет, рухнула как карточный домик.
Антисоветские настроения в США достигли своего пика. Приближался американо-советский саммит в Женеве, но Юрченко внес сумятицу в подготовку к нему. Советские руководители опасались, что США, используя информацию перебежчика, поставят их в невыгодное положение.
В этой ситуации Андросов привел резидентуру практически к полной пассивности, а сам занялся чтением американских газет и журналов. Вскоре он понял, что его оперативники сходят с ума от безделья, и предпринял меры, чтобы развеять их скуку, приказав подчиненным повысить дисциплину. Резидентуру охватил паралич.
Неужели мне суждено так бесславно завершить свою карьеру в разведке? Ситуация казалась почти безнадежной. И тут случился счастливый случай.
Однажды утром я ехал на работу, слушая радио. Время от времени диск-жокей прерывал легкую рок-музыку, чтобы набрать какой-нибудь случайный телефонный номер и спросить того, кто отвечал на звонок, о его отношении к недавно разоблаченным предателям: Уокерам, Рональду Пелтону и им подобным. Все респонденты выражали свое возмущение, а некоторые даже требовали смертной казни для предателей. Вдруг одна женщина сказала: "Почему вы изображаете этих людей какими-то чудовищами? Они просто делали свое дело так, как считали нужным, вот и все".
Диктор радио чуть не поперхнулся.
"Так, минуточку, минуточку", — прохрипел он. "Вы хотите сказать, что можете сделать то же, что и они?"
"Я не знаю", — сказала женщина. "Но я бы обязательно подумала об этом".
Бинго! Я понял, что с точки зрения моих профессиональных интересов чем более враждебными будут советско-американские отношения, тем лучше. По крайней мере, резко сократится количество тупиковых контактов. В сложившейся ситуации человек, решившийся на контакт с советским представителем, должен быть психологически готов к этому. Пришло время представиться Филлис Барбер. У меня был прекрасный предлог: Михаил Горбачев собирался посетить Париж, а Филлис писала рассказы для французского еженедельника.
II.
В тот вечер я около часа просидел в вашингтонском офисе ТАСС на десятом этаже Национального пресс-билдинга, обзванивая журналистов, представляющих французские СМИ, и спрашивая их мнение о перспективах советско-французских отношений. Честно говоря, мне было абсолютно все равно, но это была уловка, которая в профессиональной терминологии называется созданием легенды для последующих
