Эндрю Ходжес - Игра в имитацию

По традиции директор выступал перед учениками с проповедью, в которой разъяснял, какое значение должна приобретать школа в глазах учащихся. Учеба в Шерборнской школе, объяснял он в своих речах, не была всецело посвящена «привносить ясность ума», хотя «в течение длительного периода времени… это было основной задачей школы». В действительности, говорил директор, существовала «постоянная возможная опасность забыть об изначальных целях школы». Ведь в Англии частная школа сознательно превратилась в нечто вроде «маленького государства». Этот процесс произошел в условиях беспощадной реальности и обошелся без запудривания мозгов, спекулируя такими понятиями как свобода слова, равное правосудие и парламентарная демократия, и сделал упор на понятиях старшинства и власти. Как директор выразил в своей речи:

В аудитории, столовой или общежитии, на спортивной площадке и на построении в ваших отношениях с нами, преподавателями, и в отношении между собой по старшинству, вы знакомитесь с такими понятиями, как авторитет и повиновение, сотрудничество и верность, а также учитесь ставить дом и школу выше своих желаний…

Основным предметом вышеупомянутого порядка «старшинства» являлся баланс привилегированного положения и повиновения, который представлял собой более достойную сторону Британской Империи. Впрочем, при таких поставленных школой приоритетах, «привнесение ясности ума» в лучшем случае рассматривалось, как что-то неуместное и бесполезное. Викторианские реформы возымели успех, и частные школы стали проводить конкурсные экзамены. У тех, кто был стипендиатом, была возможность быть принятым в круг интеллигенции в этом «маленьком государстве», которое не осуждалось, пока не вмешивались в школьные дела особой значимости. Тем не менее Алан, который не принадлежал этому кругу учеников, вскоре отметил, насколько «до нелепости» в школе низкие требования по части образования. И фактически именно на спортивном поле, во время командных игр вроде регби или крикета, большинство учеников Шерборна на протяжении многих лет находили свое призвание и закаляли характер. Даже социальные изменения послевоенного времени не повлияли на абсолютно интровертированный, обладающий самосознанием уклад школьной жизни в условиях постоянного внимания общества и контроля над каждым отдельным учащимся. Это и были истинные приоритеты школы.

И лишь в одном отношении была сделана формальная уступка по отношению к викторианской реформе. В 1873 году школа пригласила преподавателя естественно-научных дисциплин, но прежде всего это было сделано ради возможности подготовки к медицинской деятельности. Не ради «мастерской мира», которую клеймили, как слишком прагматичную по духу, чтобы занимать мысли и время джентльмена. Семейство Стоуни, возможно, и могли построить мосты Империи, но руководила ими выше стоящая каста людей. Так и наука не воспользовалась возможностью проводить исследования независимо от их полезности, чтобы отыскать истину.

Такой была маленькая, окаменелая Великобритания, где хозяева и их слуги знали свое место, а шахтеры, по их мнению, были изменниками сложившейся идеологии. И пока мальчики принимали на себя роли слуг, занимаясь погрузкой цистерн с молоком в поезда, пока забастовка не была прекращена главами их страны, в их среду проник легкомысленный Алан Тьюринг. Его ум не занимали мысли по поводу проблем претендующих на звание землевладельца, строителей империи или управляющих, — все они принадлежали системе, которой до него не было дела.

Само слово «система» постоянно звучало рефреном, и пресловутая система функционировала практически независимо от отдельных личностей. «Уэскотт Хаус», в котором проживал Алан, впервые принял своих первых пансионеров лишь в 1920 году и все же уже существовал с таким укладом, что прислуживание новичков старшим ученикам и избиения в туалете расценивались, как естественные законы природы. Это происходило даже при том, что директор Джеффри О’Хэнлон имел свое собственное мнение по любому вопросу. Оставшийся холостяком в свои сорок лет и прозванный (скорее всего, некоторыми снобами) Учителем, он расширил изначальное здание дома на свои собственные средства, полученные с продажи ланкаширского хлопка. Сам он не приветствовал идею вылепить из мальчиков заурядных личностей, и не мог разделить любовь других заведующих пансионом к футболу. В последствии его пансион приобрел сомнительную репутацию своей «пассивностью». Он поощрял занятия музыкой и живописью, испытывал неприязнь в случаях травли учеников старшими и прекратил традицию исполнения новичками песни вскоре после поступления в школу Алана. Руководство такого директора приближало, насколько это было возможно, к либеральному правлению в «маленьком государстве». И все же система была превыше во всем кроме одной детали. Можно было подстроиться, сопротивляться или игнорировать ее — и Алан выбрал последнее.

«Он кажется очень замкнутым и склонен оставаться в уединении, — писал О’Хэнлон. — Такое поведение возникает, скорее всего, не из-за подавленного состояния, а из-за застенчивости». В школе у Алана не было друзей, и по крайней мере один раз другие мальчишки запирали его в подвале общей гостиной. Там продолжал свои химические опыты, которые были встречены ненавистью остальных, которые видели в этом задатки зубрилы, к тому же в ходе экспериментов выделялись неприятные запахи. «Нельзя сказать, что его внешний вид неопрятен, — характеризовал его О’Хэнлон в конце 1926 года, — наоборот, он сам понимает, когда ему нужно исправиться. Склонен поступать по-своему и не вызывает симпатию у сверстников: он кажется неунывающим, но я не всегда могу быть уверен, что его веселье не напускное». «Его поведение зачастую вызывает насмешки других, но я не нахожу его несчастным. Несомненно, его нельзя назвать «нормальным» мальчиком в полном смысле этого слова, вследствие чего он ощущает себя менее счастливым», — отметил он в школьном отчете уже в конце весеннего семестра 1927 года. Директор в своем отчете был более однозначен:

Ему придется постараться, чтобы найти свое призвание; между тем он мог бы добиться большего, если бы попытался направить все свои усилия, чтобы влиться в школьный коллектив — у него должен быть командный дух.

Миссис Тьюринг замечала то, чего больше всего опасалась — что Алану так и не удастся влиться в жизнь частной школы. К тому же он не был популярен среди остальных учеников, и среди преподавателей тоже. И в этом он потерпел неудачу. С начала первого семестра его отправили в промежуточный класс, который назывался «Шелл», вместе с мальчиками на год старше, испытывающими похожие трудности в учебе. Позднее его перевели в другой класс, для учеников со средними результатами. Алан едва заметил перемену. Лица преподавателей сменялись одно за другим: в общей сумме семнадцать за четыре семестра. И ни один из них так и не понял одного мечтательного мальчика среди остальных двадцати двух учеников класса. Его бывший одноклассник так описывал тот период учебы: