Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы) - Маргарита Александровна Неручева
Начну с бала, который ежегодно устраивают американские военно-воздушные силы в Европе. Нас с мужем пригласили через Берлинский Центр воздушной безопасности. Посещение бала стало для нас событием. Ведь надо учесть, что это были годы пика “холодной войны” между бывшими союзниками. В Германии это особенно остро ощущалось. По мнению западных политических деятелей, наша страна направляла усилия на “выталкивание” их из Западного Берлина. Поэтому наши контакты с западными коллегами неизбежно свелись к минимуму. В Западном Берлине остались буквально единицы советских людей, хотя еще не было берлинской стены. Встречи во внеслужебное время не поощрялись.
Появление на таком балу двух молодых советских пар — офицеров в парадной форме при кортиках с нарядными женами — не прошло незамеченным и было, как это ни странно, благожелательно встречено как организаторами вечера, так и многочисленной прессой. Ежегодный бал — это событие, и “западники” к нему обычно готовятся задолго до проведения. А мы, как всегда, получили “добро” сверху за три дня, а что это значит, женщины меня поймут… Каких хлопот мне стоило одно только платье! Мне так хотелось быть красивой и нарядной, ведь я почти все время ходила в военной форме. Я купила очень дорогое бальное платье — серебристое, с открытыми плечами. Его дополняли темно-фиолетовые до локтя перчатки и фиолетовые замшевые туфельки на высоченной шпильке. Красивая с серебристой прядью прическа и макияж дополняли мой наряд. Я надела длинные серьги и жемчужное ожерелье, которое мне привез в подарок из Японии еще мой отец. Мои приготовления были потрачены не напрасно. На следующий день средства массовой информации, в том числе американские, писали о нарядах жен советских представителей.
По широкой мраморной лестнице мы поднялись в фойе Конгресс-халле. По бокам ее стояли навытяжку американские солдаты, в основном темнокожие, отдавая честь прибывающим гостям. Я давно заметила, что американцы на массовых показательных мероприятиях в Европе любят на передний план выставлять темнокожих военнослужащих, как бы подчеркивая полное равенство между ними и белыми. Если, например, на параде идет колонна офицеров, то возглавляет ее, как правило, темнокожий.
В фойе нас представили хозяевам бала — командиру авиабазы Темпельгоф, его заместителю и их женам. Гости постепенно заполняли Конгресс-халле. Звучали популярные мелодии тех лет в исполнении трех оркестров, а предложенный легкий ужин и французское шампанское способствовали праздничному настроению.
Незабываемое впечатление произвело и само здание Конгресс-халле, где проходил ночной бал. Несмотря на свои непривычные модернистские формы, оно производило прекрасное впечатление, особенно внутри. Здание построено в виде бабочки с многочисленными залами и фойе. Как рассказал нам служащий, американцы построили это здание в 1950 году и подарили его немцам. Великолепны террасы, с которых открывается изумительный вид на Тиргартен — парк возле здания рейхстага. Море цветов, зелени снизу искусно подсвечивалось прожекторами. Особенно эффектны фонтаны у главного входа. Газета “Старз энд Страйпс”, которую американцы выпускали тогда в Европе, отвела много места описанию этого бала, сопроводив текст многочисленными иллюстрациями под заголовком “Русские впервые приняли в нем участие. Перещеголяли нас не только в спутниках, но и в нарядах”. Оказанный нам теплый прием я связывала тогда с надеждой на улучшение взаимоотношений между бывшими союзниками. Люди устали от постоянных взаимных обвинений в подозрительности, устали от “холодной войны”. Увы, моим надеждам не суждено было сбыться…
Но балы балами, а работа работой. Я уже к этому времени стала цензором Шпандау, и объем моих обязанностей намного увеличился. Вскоре после бала я и мой английский коллега Хартман пришли в камерный блок, чтобы вручить письма заключенным. Пришлось немного подождать, поскольку они были еще на прогулке в тюремном саду…
Значительную часть территории внутреннего двора тюрьмы занимал сад, который распорядком дня был предусмотрен местом для прогулок и работы заключенных. Это была для них единственная возможность свободно побыть на свежем воздухе, хотя и находились они здесь еще под более пристальным надзором охраны, чем в камерах. Вооруженные автоматами солдаты внимательно следили за ними, находясь на высоких вышках, расположенных по периметру тюремной стены.
Сад был прекрасен, особенно в весеннее и летнее время. Благоухала пышно распустившаяся розово-лиловая сирень. Огромные ореховые деревья были обильно усыпаны вызревшими плодами. Розетки спелой темно-красной земляники, как цветной ковер, покрывали заботливо ухоженные и удобренные грядки. Особенно этим любил заниматься Шпеер. В своих письмах жене он писал, что работа в саду доставляет ему удовольствие и позволяет не замечать, как проходит время. В саду, казалось, всего было в изобилии. Но было одно, недоступное для заключенных, — это свобода.
Раньше, в трудное послевоенное время, все выращенное заключенными поступало в тюремную кухню. Со временем эта необходимость отпала, работой в саду занимались только Шпеер и отчасти Ширах. Хотя, впрочем, он чаще расхаживал по саду, используя при этом шагомер, переданный ему родственниками. Гесс также предпочитал одиноко мерить шагами тропинки в саду.
Заключенный Шпеер сразу же направлялся к своим грядкам: пропалывал их, рыхлил почву, заботливо ухаживая за всходами. Он очень любил цветы и специально соорудил для них клумбу, обложив ее камнями.
Франк Хаули, заместитель американского коменданта Берлина, так описывал семерых нацистских военных преступников, когда он впервые увидел их работающими в тюремном саду: “Они похожи на семерых лодырей-бездельников. Их одежда состоит из темно-серых штанов, серой рубахи, белых носков и деревянных башмаков. В порядке предосторожности от возможного совершения самоубийства, штаны поддерживаются тонкими, словно из ниток, подтяжками, так что если заключенный попытается их использовать, то они от слабости разорвутся под тяжестью нескольких килограммов”.
Союзнический Контрольный Совет принял решение о том, что исполнение приговора должно приводиться в соответствии с порядком исполнения уголовных наказаний в немецких тюрьмах. Немецкие законы предусматривали обязательным условием заключения труд. Заключенные должны работать ежедневно, кроме воскресных и праздничных дней. Когда заключенных было семеро, они работали в камерном блоке под наблюдением старшего надзирателя — за длинным столом клеили конверты. По Уставу им не разрешалось разговаривать между собой. Один из них читал вслух какую-нибудь книгу, разрешенную цензурой. При мне, когда их осталось только трое, этот вид работы был отменен. Основная работа была перенесена в сад. И в это же время деревянные башмаки были заменены на обычную обувь, а темно-серые брюки — на коричневые вельветовые.
Итак, вернувшись с прогулки, Ширах и Шпеер вошли в помещение как всегда первыми. Любезно поздоровались и прошли в камеры, готовясь получать письма. Ширах при этом насвистывал какую-то веселую мелодию и улыбался.
