Алла Марченко - Есенин. Путь и беспутье
Требует уточнения и то истолкование, какое дает Маслов болезни Есенина. Опровергая, как медик, и подозрение на эпилепсию, и белую горячку, для излечения от которой поэта якобы и поместили в клинику известного на всю Россию психиатра Ганнушкина, он почему-то не решается назвать по имени «таинственную болезнь» Есенина, резко обострившуюся в последний год его жизни. Вместо ожидаемого профессионального диагноза, пусть и предположительного, приводит малоправдоподобный рассказ о том, как Есенин, выкрав историю своей болезни, узнает, что она неизлечима. В действительности ничего, кроме «меланхолии», то есть депрессии, у Есенина, как и у Маяковского, судя по всему, не было. Вот что пишет приятель С. А. Матвей Ройзман:
«Ко мне пришел домой врач А. Я. Аронсон. Он был взволнован, озабочен, но говорил, осторожно подбирая слова. За эти дни он обошел все места, где, по мнению родственников, друзей и знакомых Есенина, он мог находиться (…) Есенин ушел из клиники самовольно, а это может привести к большой беде. Я спросил, чем, собственно, болен Сергей. Доктор объяснил, что профессор Ганнушкин поставил точный, проверенный на больных диагноз: Есенин страдает ярко выраженной меланхолией. Впоследствии я узнал, что (…) меланхолия – психическое расстройство, которому сопутствует постоянное тоскливое настроение. Поэтому любые размышления больного протекают как бы окрашенными в черный цвет (…) Но самое опасное – это то, что меланхоликов типа Есенина мучает навязчивая мысль о самоубийстве. Естественно, это усиливается во время одиночества» [24] .
Маяковского, в отличие от Есенина, уложить к Ганнушкину было невозможно. Однако не только Лиля Брик, но и Галина Катанян, супруга Василия Абгаровича Катаняна, не заблуждались насчет «некоторых обстоятельств», предшествующих его гибели. Они поразительно схожи с теми, какие спровоцировали трагедию в гостинице «Англетер»: «Не только для людей, мало знавших Маяковского, но и для близких друзей смерть его осталась загадкой (…) А между тем он был болен. По моему глубокому убеждению, с конца 29-го года у него была депрессия. Я не врач, но периодически страдаю этим заболеванием и поэтому хорошо знаю все те симптомы, которые характерны для последних месяцев жизни Маяковского. Все признаки этого заболевания были налицо. Он был в подавленном, мрачном, совершенно не свойственном ему настроении (…) Он боялся одиночества, зазывал к себе даже малознакомых людей (…) Тяжелое состояние это усугублялось еще и тем, что у него началось заболевание связок, и он боялся потерять голос. И как раз тогда, когда ему было противопоказано одиночество, он оказался в полной изоляции. Единственные близкие люди, которые могли бы поддержать его в это тяжелое время – Лиля и Ося, – были за границей (…) Соратники по ЛЕФу были глубоко уязвлены вступлением Маяковского в РАПП и бойкотировали его (…) В РАППе, который принял его с плохо скрываемым торжеством, друзей у него не было, единомышленников тоже (…) Неуспех «Бани» у Мейерхольда он переживал болезненно (…) Выставка не нашла отклика у соратников. Студенты Института народного хозяйства, перед которыми он выступал 9 апреля (за четыре дня до выстрела! – А. М. ), издевались над ним. Ахматова, прочтя позже стенограмму этого последнего выступления, сказала: “Конечно, он не мог этого выдержать…”» [25]
Но вернемся к А. В. Маслову. Сообразив, что «Загадочная петля» переубеждает даже предубежденных, если они, конечно, функционально грамотны, т. е. способны не заучивать с голоса чужого выводы, а следить за ходом авторской мысли, в куняевском лагере насторожились и в спешном порядке принялись вырабатывать новый план действий. Заинтересовали церковь, подключили экстрасенсов, стали экспортировать свой товар, сначала в ближайшее зарубежье, а затем и в бывшие страны народной демократии. И не ошиблись прицелом. Главный экстрасенс Москвы господин Виноградов М. В. (доктор всевозможных наук) объявил с экрана ТВ, что его помощницы (одаренные телепатки, участницы программы «Битва экстрасенсов») хором подтвердили куняевскую версию: мнение всех без исключения экстрасенсов состояло в том, что это было убийство. Интервью с господином Виноградовым в январе 2010-го опубликовал журнал «НЛО» – не путать с «Новым литературным обозрением». А спустя полтора месяца (16 марта 2010 года) в Варминско-Мазурском университете (Польша, г. Ольштын) состоялась презентация книги «Убийство Сергея Есенина» (г. Щитно, Издательство Высшей школы полиции, 2009). Ее авторы – «остепененные» польские слависты Рената Владарчик и Гжегож Ойцевич – однозначно опровергли версию о самоубийстве поэта.
Но что такое заштатный Ольштын или малопочтенное не то «НЛО»? Чтобы вновь взбудоражить общественное мнение, доведя благородную ярость до точки кипения, требовалось более действенное горячительное средство. И оно было найдено: эксгумация.
О необходимости эксгумации добровольцы патриотического фронта начали поговаривать уже давно, но как-то неуверенно, междоусобно и под сурдинку. После выхода «Загадочной петли» взрывоопасную идею запустили в патриотический обиход, и года через два она овладела массами. Однако реализация проекта застопорилась. Выяснилось: в таком серьезном деле, как могиловскрытие , без помощи и благословения дипломированных судебных медиков не обойтись. Перебирали-перебирали, выбрали. Самого что ни на есть знающего. И с правильными анкетными данными. Евгения Степановича Мишина. Профессора! Доктора медицинских наук! Заведующего кафедрой Медицинской академии им. И. И. Мечникова! Подослали к профессору интервьюера. Евгения Мишина в группе экспертов первого созыва не было, но он без колебаний подтвердил заключение коллег: Есенина никто не убивал. Интервью опубликовал «Огонек». Кинодвойник поэта, то бишь актер Безруков, на этот текст прореагировал так: для меня, мол, совершенно ясно – Есенин погиб. Был умерщвлен насильственно. Направлял ли руку убийц товарищ Троцкий? Без сомнения.
Мне нравится гений этого человека…
«Железный Миргород»
Реплика Сергея Безрукова только на беглый взгляд может показаться наивной «басней веры». Джунглевый инстинкт сработал в правильном направлении. Следы присутствия Льва Давидовича Троцкого в нашей общей истории вытравлялись так тщательно и так долго, что не только рядовые читатели, но и гуманитарии достаточно широкого профиля ничего внятно-достоверного о нем не помнят, кроме социального происхождения (сын богатого земледельца), национальности (еврей), настоящей фамилии (Бронштейн), неполного и неточного перечня партийных должностей да экзотических обстоятельств устранения: 1940 год, Мексика, ледоруб, агенты КГБ. Даже Олег Лекманов, автор подробно документированной биографии Есенина, утверждает: Троцкий произнес свое «Слово о Есенине» на вечере его памяти в Большом театре, хотя кто-кто, а уж он-то должен бы знать, что траурный вечер, организованный Качаловым, состоялся 18 января 1926 года в помещении МХАТа и что самого Троцкого на нем не было. Его «Слово», точнее, «Письмо», зачитанное кем-то из актеров, опубликовано в «Известиях» 20 января 1926 года [26] .
