Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских асов - Нил Баскомб
Жизнь пилотов так и протекала от гонки к гонке. Перед началом каждого сезона l’Association Internationale des Automobile-Clubs Reconnus (AIACR) – Международная ассоциация автоклубов Европы – определяла формулу и правила гонок в предстоящей серии Гран-при. Формула могла задавать допустимые дистанции гонок, объемы и конструкции двигателей, общий вес и/или габариты авто, виды топлива и прочие технические характеристики – с целью поставить участников в более или менее равные условия. Особое место среди двадцати с лишним гонок сезона занимали “Les Grandes Épreuves”[39] уровня Гран-При Италии и Франции, которые шли в очковый зачет Чемпионата Европы по автогонкам.
Помимо формулы заводские команды и их пилоты участвовали также и в дорожных гонках спорткаров, оснащенных фарами, бамперами и прочим стандартным оборудованием. Победы в некоторых из этих гонок, включая Targa Florio, 24 часа Ле-Мана и Mille Miglia были не менее заветными и престижными, чем выигрыш Гран-при. Наконец, были еще и заезды в гору наподобие Ла-Тюрби, и раллийные гонки, включая знаменитое Ралли Монте-Карло.
В погоне за мечтой попасть в заводскую команду Рене бросил попытки разгадать шараду бумажного бизнеса, всецело оставив его на Мориса. Тем более, что Эрнест Фридерих, дилер Bugatti, взял Рене под свое крыло и вызвался планировать и организовывать его участие в гонках, неся часть расходов за долю в призовых. Первых было поначалу много больше, чем вторых. В 1929 году Фридериху удалось заявить Рене на впервые проводившееся в том году Гран-при Монако, однако, дебютировав там на устаревшей маломощной модели Bugatti, молодой гонщик особых шансов не имел. На протяжении следующего календарного года он выступал в соревнованиях практически еженедельно – при поддержке семьи и Фридериха – и упорно прокладывал себе путь к гонке, которая как из катапульты запустит его в большое будущее.
В Монте-Карло после полуночи – самое оживленное время. В казино под сверкающими канделябрами игроки не сводят глаз кто с шарика рулетки, кто с игральных карт или костей на зеленом сукне. По всему застроенному амфитеатру прибрежного склона в бесчисленных boîtes de nuit[40] пьют и танцуют ночные гуляки, а те, что побогаче, вкушают прелести роскоши под мерцающими огоньками собственных яхт, покачивающихся на легкой зыби в подковообразной бухте.
В ночь на 2 апреля 1930 года Рене Дрейфусу не мешало бы бы выспаться. Но ему не спалось в гостиничном номере: он все просчитывал свои шансы в предстоящей «Гонке Тысячи Виражей». Ко всего-то второму году его проведения Гран-при Монако успел сделаться главным событием сезона благодаря уникальной извилистой трехкилометровой трассе, пролегающей прямо через исторический центр Монте-Карло. Эти «сто кругов почета среди гламура» стали настоящим испытанием и для гонщиков, и для машин.
За месяц до этого Рене с Фридерихом совершили качественный скачок и приобрели трехлетней давности Bugatti Type 35B с наддувным двигателем 2,3 л. Механический нагнетатель всасывал воздух с топливом из карбюратора, сжимал смесь и закачивал ее во все восемь цилиндров двигателя, позволяя бо́льшему количеству горючего попадать в каждую из камер сгорания. За счет этого при горении рабочей смеси, воспламенявшейся от свечей зажигания, давление в цилиндрах возрастало сильнее и каждый ход поршня давал больше крутящего момента. Рене обкатал приобретение в двух небольших гонках – и в обеих победил. Чувствовал он себя теперь «как ребенок с новой игрушкой лучше всех прежних».[41]
Между тем Le Patron выставил свою заводскую команду на машинах другой модификации – Bugatti Type 35C, имевших двухлитровые двигатели также с наддувом, но более высокооборотные и приемистые за счет укороченного хода поршня и трансмиссию с передаточным числом, обеспечивающим повышенный крутящий момент на ведущих колесах на низких скоростях, сочтя это весьма полезным для ста кругов гонки через шпильки, затяжные подъемы по прямой и спуски по серпантинам.
Перед рассветом так и не сомкнувшего глаз Рене осенила идея. Столитрового бензобака его машине хватит на 60 кругов, после чего понадобится остановка на дозаправку. Если же смонтировать дополнительный бензобак, то можно избежать пит-стопа и выиграть на этом пару минут. Эти спасенные минуты и способны привести его к финишу первым.
Прямо в пижаме Рене устремился через вестибюль к номеру менеджера своей команды. На стук вышел сонный и раздраженный Фридерих.
– Пойдемте, нужно кое-какую работу проделать, – выпалил Рене, даже не изложив поначалу своей идеи.
Фридерих уставился на пышущего энтузиазмом партнера двадцатью годами моложе себя. Наконец, выдержав паузу, он сказал:
– Спокойной ночи. Я ложусь досыпать.
Рене не дал ему захлопнуть дверь и вломился в номер.
– Мне нужен бак на 35 литров – только и всего.
– И куда мы его поставим? – спросил Фридерих с отвисшей бульдожьей челюстью. – На прицеп?
– Нет-нет! В кабину – на пустое сиденье, под брезент, – никто его там даже и не заметит. – О риске тряской езды чуть не в обнимку с баком бензина в роли пассажира он даже и не задумывался.
– Пустая затея, – сказал Фридерих. – Дополнительный бак просто будет мертвым балластом. Будет тебе мешать всю дорогу. К тому же тебе так или иначе потребуется остановка, чтобы протереть очки, попить воды, – при ней и дозаправишься.
– Без бака не поеду, – пригрозил Рене. – И никакими правилами он не запрещен.
Вдвоем они отправились будить Мориса, чтобы помог им рассудить предутренний спор. Наконец Фридрих сдался: «Тебе вести машину, так что, смотри сам», – и вся троица отправилась прямиком в гараж решать, как это сделать технически.
Утром в день гонок, 6 апреля, Рене, позавтракав кофе с молоком и круассаном, спустился к гаражным боксам. Рассветное солнце бликами переливалось на глади Средиземного моря. Они с Фридерихом поочередно перепроверили на Bugatti абсолютно все – от двигателя до специальных приготовлений под второй бак.
Затем Рене отправился прогуляться для нервного успокоения. Народу в негусто населенном Монако в преддверии Гран-при прибавилось как грибов после дождя, и зрители виднелись повсюду, куда бы он ни кинул взгляд: на трибунах; на террасах отеля; на борту плавсредств – от роскошных яхт до рыбацких шхун и резиновых лодок, – битком забивших гавань; по всем склонам «скалы Монако» с княжеским дворцом; и даже тесной толпой на скатах крыш вдоль всей трассы, огороженной теперь мешками с песком. Весь город, по сути, представлял собой естественный амфитеатр. На некоторых участках болельщики могли бы дотянуться до проезжающих машин и царапнуть их пальцами, – для Рене подобная близость была тошнотворной.
По возвращении в гаражи Рене разделил с
