День ВМФ - Владислав Март
Кубрик
Новая ночёвка в приюте одинокого капитан-лейтенанта не состоялась. Нас попросили забрать вещи и перейти в некий кубрик номер пять, где жили контрактники. Вещей-то у нас было два пакета с обычной одеждой, паспорта да какой-то свёрток у Серёги. Собрались за минуту, но идти к контрактникам, в таком множественном числе, не хотелось. Дотянули как смогли до вечера чтобы уж сразу спать и не успеть нахвататься негатива на новом месте. Кубрик был расположен очень близко от выхода на палубу и трап, так близко, что иногда казалось будто свежий воздух ветерком проникает к нам. Возможно по этой причине, дверь пятого кубрика почти никогда не закрывалась. Мы видели всех, кто проходил мимо. В помещении Г-образной формы было пять кроватей, из которых две стояли одна над другой. Свободными для нас назвали кровать у самого входа с видом на коридор через открытую дверь и вторую, глубоко спрятанную, нижнюю кровать в паре стоящих одна над одной. У неё в довесок была ещё и плотная закрывающаяся штора по всей длине. Так что там можно было сидеть как в детстве под покрывалом, наброшенным на стол, спрятаться от всего мира. Это место, конечно, было зачётным. Сергей сказал, что ему всё равно, где спать. Не знаю, проявил он так свою дружбу отдавая мне лучшую кровать или он правда мог спать в любом положении. Я предложил разыграть кровати в орёл-решка и подбросил монету из своего запаса. Мне выпало спать на одиночной у входа. Напротив этой кровати был умывальник с зеркалом, вечно открытая дверь и яркая лампа. Хуже могло быть только если бы там стояла ещё и урна. Мимо меня ходили все жильцы кубрика, иногда нечаянно задевая, независимо от того в каком положении я находился. Засунув вещи под кровати, мы стали знакомиться с аборигенами. История о том, что два студента-медика присоединяются к команде и что мы понятия не имеем ни о чём морском и военном повеселила коллектив. В ответ мы услышали очень скудные данные. Первый обитатель – Саша – прослужив год срочником заключил контракт на три года и сейчас будучи старшиной первой статьи отвечал за кормление матросов. На мой вопрос кок ли он, Саша, недобро посмотрел мне прямо в душу и не ответил. Родом он был из глухой сибирской чащи, куда возвращаться не собирался. Всё свободное время проводил в Балтийске со своей местной девушкой, так что нам досаждать не планировал. Попросил только не сидеть на его кровати и ничего не брать. Это казалось само собой разумеющимся. Второй – Азамат – принадлежал к какому-то малому народу России, был невысоким монголоидной внешности парнем с большим кулоном-мешочком на шее в котором была его родная земля. Это было постоянной темой шуток Саши, их койки были напротив друг друга. Азамат не реагировал и часто говорил что-то про себя не по-русски, но с доброй интонацией. Чем занимался он на корабле мы не узнали. Но день за днём видели, что он так же бездельничает как мы, лишь на пару часов днём уходя куда-то аккуратно застёгнутым. Остальное время он постоянно ел на постели, воровал у Саши из-под кровати банки сгущёнки, поясняя нам, если мы оказывались свидетелями, что тот ему должен денег. Самый невысокий из нас он доставлял мне наименьшие неудобства ввиду малых габаритов и покладистого характера. Хотелось только узнать в чём суть его работы по контракту. Саша занят был полдня, рано вставал и судя по заносу консервов действительно был на кухне. Азамат большую часть дня сидел в позе буддийского монаха, теребил свой мешочек или ел. Третьим жильцом на верхней койке над Серёгой был Саня. Не Саша, так договорились. Саня был крупным парнем пахнувшим бензином или чем-то вроде того. Днём он всегда спал, закрыв свою шторку. Общался немного. Вечером умывался и уходил в моторный отсек, где работал всю ночь. Приходил вонючий и залезал наверх. Где он ел, с кем общался, осталось неясным. У него также были дополнительные полоски на погонах, как у Саши. Откуда был Саня, ходил ли он в Балтийск, что любил, мы так и не узнали. Он производил впечатление рабочего человека, которому некогда чесать языком. Иногда, утром перед его сном, он говорил что-то вроде: «третий совсем плох – не пойдём» или «мощность не дадим, нельзя двадцать узлов дать». О том, что мы точно «не пойдём» его подхватывал Саша. У того причина была другой – «тело в прошлый раз потеряли». Азамат по поводу «пойдём-не пойдём» хранил молчание. Коммуникация у нас пятерых наладилась ограниченная, но комфортная. Разговаривающие за углом кубрика Саша и Азамат мне не мешали, Саня спал или отсутствовал, дверь в коридор я часто тихонько прикрывал, умывальник, туалет и душ, хоть и были общими с матросами, на порядок хуже «капитанского» кубрика, всё же были доступны и в рабочем состоянии. По старой памяти в туалет я старался ходить в офицерский коридор, если там никого не было. Питаться мы продолжали с мичманами, куда не могли ходить наши соседи по кубрику. Эту тему мы никогда не обсуждали, но из коротких отчётов Саши по сути кормления матросов, мы убедились, что лучше всего на корабле кормят в мичманской. У офицеров еда вкусная, но порционная и они долго не сидят. У матросов порционная и невкусная, им не дают долго сидеть. У мичманов безлимитный тариф и столовая работает по сути круглосуточно. В кубрике был ещё один момент толкавший к сплочению коллектива и каким-никаким разговорам, обмену мнениями. Это был Адмиральский час. Время после обеда с 14 до 16 часов. Как талантливо придумано на флоте, какая забота о здоровье служащих! Я не уверен, что все матросы соблюдали его, но наши контрактники в эти два часа всегда лежали на койках, читали журналы или слушали негромко музыку. Послеобеденный покой был
