Эдвард Радзинский - Мой лучший друг товарищ Сталин
Я тотчас отправился к Кобе.
Он выслушал сообщение Спортсмена и усмехнулся:
— Что и требовалось доказать!
Сейчас, оглядываясь назад, я думаю: на самом деле Чемберлен, Даладье и Муссолини парадоксально предопределили крах Гитлера. Жалкие глупцы заставили его окончательно поверить в покровительство Провидения. Он сказал в Рейхстаге: «Я дал работу семи миллионам безработных немцев! Я смог страницу за страницей уничтожить все 448 статей самого злодейского в мировой истории Версальского договора! Я вернул рейху все провинции, отнятые у нас в 1919 году, и на родину вернулись миллионы униженных немцев. Я перевооружил Германию. И все это я сделал, не пролив капли крови!»
По окончании речи началось неистовство: депутаты вскочили, кричали, иные плакали от восторга — это была коллективная истерика любви к фюреру.
Славословить себя Гитлер будет теперь все чаще и чаще. И верить в собственное превосходство — все крепче и крепче. Это безумие картежника, выигравшего огромную сумму и уже не имеющего сил уйти от карточного стола. Он будет увеличивать и увеличивать ставки до тех пор, пока не проиграет все!
Если раньше Гитлер себя обуздывал, то после Мюнхена любимец Судьбы дал себе волю! Отныне для него существовал один закон — его желание!
Государственный погром в XX веке!
7 ноября в Москве шел военный парад по случаю годовщины Великой Октябрьской Революции. Коба стоял на Мавзолее, а я — рядом с Мавзолеем, среди гостей на Красной площади… По окончании я пришел на прием в Кремль.
Коба старался веселиться в эту очередную годовщину главного праздника партии и… самоубийства Нади. На банкет были приглашены актеры: Хмелев из МХАТа и Щукин, исполнявший роль Ленина в фильме «Ленин в Октябре». Коба шутил, вспоминал об Ильиче и разговаривал с Щукиным, как с Ильичом…
Я же занимался своей работой: стоял недалеко от группы дипломатов. Мы завербовали одного очень важного дипломата, но в последнее время он перестал выходить на связь. Своим появлением на банкете я хотел немножечко нажать на него. Он увидел меня, побледнел. Я преспокойно прошел совсем рядом с ним… И в этот момент увидел, что посол Франции что-то очень взволнованно рассказывает английскому послу…
Уже ночью я прочел сообщение из Парижа: семнадцатилетний еврей, беженец из Польши, застрелил Эрнста фон Рота — третьего секретаря посольства Германии.
Через день — в ночь на десятое ноября — по приказу Гитлера состоялась знаменитая «Ночь битых стекол», или «Хрустальная ночь»! Такого еще не было в истории: само правительство устроило еврейский погром в собственной стране, после чего открыто ограбило ограбленных, разоренных евреев! Называлось это «стихийными демонстрациями возмущенных немцев».
Я получил подробный доклад от Старшины, где он цитировал полицейские отчеты. Погром шел по всей стране. В один день было сожжено больше трехсот синагог, разграблено и разрушено около семи тысяч еврейских магазинов. Улицы густо покрылись сверкавшим в свете фонарей битым стеклом. Еще до погрома арестовали и отправили в концлагеря тридцать тысяч в основном молодых, здоровых евреев. По всей стране молодежь гитлерюгенда и нацисты радостно избивали беззащитных. При этом католическая и протестантская церкви молчали.
Еврейские организации обязали возместить двадцать пять миллионов марок, которые потеряла от разгрома их домов и имущества немецкая экономика, и заплатить штраф в миллиард рейхсмарок «за гнусные преступления против немецкого народа». Все свои ценности они должны были сдать в счет уплаты этого долга.
«Я не хотел бы сейчас быть евреем в Германии», — насмешливо подытожил Гитлер результаты своей затеи. Фраза тотчас попала в газеты. Так же, как крик Геббельса: «Браво!»
Все это происходило в ХХ веке от Рождества Христова, в просвещеннейшей христианской стране, на глазах у всего мира. Так что избиение большевистской партии, прежней государственной верхушки, продолжавшееся в нашей стране… уже не впечатляло! Ужас заслонил ужас…
Пока Европа переживала «Хрустальную ночь», Гитлер преподнес еще один новый и главный подарок. Спокойно, наплевав на собственные клятвенные заверения, он аннексировал беззащитных чехов… по их же просьбе! (По просьбе безвластного марионеточного правительства, которое сам и назначил.) Он будто спешил следовать предсказанию Кобы. Богемия и Моравия стали автономной частью рейха.
Фюрер стер Чехословакию с карты Европы без единого выстрела, назвав чехов «позорной расой, недостойной жить в Европе».
Гитлер триумфально въехал в ненавистную Прагу. Если бы мы, мечтая о всемирной Революции, могли увидеть эти плоды Революции двадцатого века! Воистину свершилось: «кто был ничем, тот станет всем». Вчерашний безработный, ночевавший под венскими мостами, теперь ночевал в Градчанах — в старинной резиденции чешских королей!
Мы опубликовали ноту протеста, на которую Гитлер даже не ответил. Бедный Чемберлен сначала заявил в палате общин: «Никакой агрессии не было» — дескать, все произошло по просьбе самих чехов. Но все-таки решил тоже передать ноту, которую немцы попросту нагло не приняли. Послу вернули ее обратно.
Как сообщил Корсиканец, Гитлер созвал своих генералов и, смеясь, заявил, что «жалкие люди с зонтиками» не способны на что-то серьезное.
Однако здесь игрок впервые ошибся. Общественное мнение Англии бурлило, и сохранять хорошую мину Чемберлен уже не мог.
— Этот человек — наглый лжец! — заявил он.
И оказался неправ. То была всего лишь новая политика двадцатого века. Как сказал Гитлер: «Люди плохо верят в маленькую ложь, но хорошо верят в большую».
«Человеку с зонтиком» наконец-то стало ясно то, что давно было ясно Кобе: Гитлер не успокоится. Это значит: на очереди соседка Германии — Польша.
И уже вскоре мы узнали: Гитлер провел секретный разговор с польским министром иностранных дел. Он предложил передать Германии порт Данциг, отошедший к Польше по Версальскому миру… Точно так же совсем недавно он требовал у чехов Судеты. Сценарий чехословацкой трагедии повторялся…
Взбешенный Чемберлен объявил, что, если этот клятвопреступник посмеет напасть на Польшу, Англия и Франция объявят ему войну.
Он терпеливо наблюдал, как Гитлер занял демилитаризованную Рурскую зону, захватил Австрию, Чехословакию; покорно отдал ему вооруженные до зубов чешские дивизии, размещенные в неприступных горных укреплениях, — теперь он сделал то, чего прежде так страшился. Дал право слабой Польше решить, должны ли англичане проливать кровь.
