Звезды немого кино. Ханжонков и другие - Марк Аронович Кушниров

Появились свободные деньги и возможность переезда в более просторное помещение. Переехали недалеко, на Тверскую, в здание Савинского подворья — в этом здании разместилось еще с полдюжины прокатных контор, своеобразное киногнездо. Там Ханжонков обустроил и контору, и маленький зал для демонстраций лент, а в подвале оборудовал лабораторию для изготовления титров — тоже одна из новаций тогдашнего кинодела. Там же в подворье он выстроил и настоящий съемочный павильон. А затем, уже на своем дачном участке в Крылатском, выстроил второй, связанный со съемками эпохального исторического фильма «Оборона Севастополя».

Оговорюсь: Вера Дмитриевна была второй женой Ханжонкова. Это ее замужество случилось далеко не сразу, а чуть более десяти лет спустя, когда Ханжонков, потерявший жену и оставленный взрослыми детьми, вернулся из эмиграции. До этого одинокая Вера Дмитриевна Попова была просто одной из самых преданных друзей и работников его фирмы.

Первую жену Ханжонкова, мать его детей, звали Антонина Николаевна Батаровская. Женщина она была строгая: не только творчески одаренная, но и состоятельная — в прямом и переносном смысле. Ее отец держал в Москве магазин, весьма доходный и модный: продажу швейных машинок немецкой фирмы «Зингер». Деньги дочери пошли на общее дело — то есть кинотворчество. Антонина Николаевна ведала множеством деловых и семейных забот, но, пожалуй, главным ее делом было именно творчество. Она оказалась весьма активным и, можно сказать, удачливым сценаристом, а порой и режиссером своих же сценариев. И не только это — именно она была главным редактором широко известного ханжонковского журнала «Пегас».

Но вернемся к самому Ханжонкову. Тогда же, осенью 1911 года, он узнает, что фирма «Братья Пате» строит около Брестского (ныне Белорусского) вокзала новую кинофабрику с последними техническими новинками. Понимая, что нужно догонять конкурента, он дает задание в спешном порядке найти большую площадь для новой фабрики. И фабрика из стекла и железобетона, со всеми производственными и служебными отделами выросла на Житной улице почти одновременно с французской.

В интернет-издании «Частный корреспондент» Максим Медведев, перечисляя заслуги Ханжонкова, справедливо отметил, что именно он «установил эталон „качественной русской фильмы“, сотворил первых русских кинозвезд, заложил основы отечественного научно-популярного кино и создал образцовую производственную базу, которой успешно попользовались большевики». Всё верно, кроме того, что эталон этот почти одновременно создал еще один выдающийся кинодеятель тех лет, Павел Тиман. И еще одно забыл упомянуть автор: издательскую деятельность Ханжонкова. А это немаловажно, ибо журналы, издаваемые им и женой, — и «Вестник кинематографии», и особенно «Пегас», — имели приметный успех.

Что касается не игровых, а просветительских фильмов, то из русских предпринимателей наибольшее внимание к этому делу проявлял именно Ханжонков. (Хотя попытки делал не он один.) Кажется, уже упоминалось, что начиная с 1911 года он начал выпуск научно-просветительных лент. Делалось это регулярно, но… если честно, лишь в первые годы. В отличие от других фирм Ханжонков учредил научный отдел со штатом постоянных спецов, то есть сотрудников. Он же наметил план производства лент по разным отраслям знаний, привлек профессоров Московского университета в качестве консультантов. С 1911 по 1914 год отдел выпустил серию фильмов по физике, биологии («Жизнь в капле воды»), медицине и т. д.

Под конец хочется добавить пару слов о редкостно нравственном Ханжонкове — человеке, который волей судеб оказался не только одним из главных зачинателей великого дела, но и дал пример нравственного отношения к нему. Как здраво, как трезво он оценил своего первого серьезного конкурента, Павла Тимофеевича Тимана — обрусевшего немца! Того, что развернул выпуск «Русской золотой серии» — популярнейшей серии литературных экранизаций, рассчитанной на грамотного городского зрителя. Впоследствии именно Тиман открыл в 1912 году одного из ведущих режиссеров своего времени Якова Протазанова, а также едва ли не самого известного русского кинооператора Александра Левицкого…

Эта нравственность всегда была у Александра Алексеевича поистине кровной — и отнюдь не покладисто-снисходительной. Знаю, как мягко — и вместе с тем серьезно — отпустил он от себя своего режиссера и даровитого друга Петра Чардынина; как добросердечно оставил при себе не слишком способного — и долгое время не очень умелого — оператора Владимира Сиверсена; как терпеливо смирял невыносимый подчас — временами почти оскорбительный — характер режиссера Василия Гончарова; как осторожно и бережно относился к своей первой звезде Саше (Александре) Гончаровой (чистая случайность одарила меня ее первым дневником, в котором запись всех ее юных и трогательных проблем).

…Как маятно и честно он делился с товарищами последними деньгами в эмиграции…

Мы еще не раз расскажем про все это.

Безусловно, Ханжонков был интеллигентом в самом трезвом смысле этого слова. И в этом, надо признаться, заметно отличался от многих своих сотоварищей. От Талдыкина, Ермольева, Венгерова, Харитонова. Тем более от Дранкова, Либкина, Перского. (Исключаю из этого списка достопамятного дельца Михаила Трофимова — о нем отдельно.)

Мне отнюдь не хочется рядить Ханжонкова в некую идеальную персону. Просто он был ощутимо и наглядно не только порядочным, но и попросту замечательным человеком. Из породы скромных колоссов.

А еще скажу, что он, будучи человеком простодушного казачьего племени, отличался страстным любопытством и сверх того воистину гуманитарным кругозором. По рассказам Веры Дмитриевны, он неплохо знал русскую классику. Из современных ему прозаиков любил (хотя и по-разному) Чехова, Боборыкина, Лейкина, Аверченко, Желиховскую, Вербицкую, Арцибашева (да-да!), Леонида Андреева… Из поэтов отдавал (опять же по-разному) предпочтение Пушкину, Фофанову, Надсону, Лермонтову, Голенищеву-Кутузову, Алексею К. Толстому, Агнивцеву, Саше Черному — перечисляю тех, чьи стихи он часто переписывал в свои тетрадки и записные книжки. К сожалению, из всех этих тетрадок осталась у меня только одна, и то изрядно потрепанная. Больше того, он сам писал стихи, и совсем недурные. Что-то у меня сохранилось: вот, например — называется «Спас на крови»:

Но главное — и это, конечно, главнее всего! — и в работе, и в быту, и в отношениях с