Шерил Коррадо - Философия служения полковника Пашкова
Настало время, когда явилась мне «благодать Божия, спасительная для всех человеков» (Тит. 2:11), когда Господу благоугодно было дать мне понять, что Христос, умирая за грехи мира, ответил за грехи и мои; приобретенное Им вечное искупление (Евр. 9:12) приобретено и для меня; если «правдою одного всем человекам оправдание к жизни» (Рим. 5:18), то оправдание это предложено и мне; Христос, сделавшись «для всех послушных Ему Виновником спасения вечного» (Евр. 5:9), может сделаться виновником спасения и моего.
Озаренный светом слова Господня, я увидел себя отчужденным и врагом по расположению к злым делам (Кол. 1:21), понял, что я грешник погибший и ничего не в состоянии сделать для своего спасения.
Преступленный мною закон Божий оказался для меня «детоводителем ко Христу» (Гал. 3:24), пришедшему «призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9:13), «взыскать и спасти погибшее» (Лк. 19:10); я покаялся перед Ним в греховности и отчаянной испорченности сердца своего; обратился к Нему, потеряв всякую на себя надежду.
Господь дал мне уверовать в прощение грехов, возвещаемое именем Его (Деян. 10:43). «Благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа» (Рим. 5:15), восполнили всю нужду мою, переполнив сердце мое радостью неземною и благодарностью ко Спасителю, искупившему меня кровью Своею Богу (Отк. 5:9); я отдался Ему, чтобы Он исцелил меня от грехов моих, повинуясь Его призыву (Мф. 11:28–30) и полагаясь на нелживое Его слово (Ин. 6:37); я доверился Спасителю моему, в Котором и имею теперь жизнь вечную (1 Ин. 5:10–13), Который не даст мне погибнуть вовеки и не даст меня похитить из руки Своей (Ин. 10:28)[89].
Измененная жизнь
После этого напряженного переживания с Богом в жизни Пашкова начали вскоре происходить решительные изменения. Теперь он был объединен одной целью со своей семьей, «он был полон одним желанием – жить и трудиться для Того, Кто первый возлюбил его и дал Себя за него»[90]. Его переполняла такая радость, что он просто не мог не говорить о ней.
Молитва и Слово
По мере того как росли его отношения с Богом, молитва и Писание стали играть важную роль в жизни прежнего полковника. По словам одного из его ближайших друзей, Пашков «ложился поздно, но вставал рано утром, все же по два часа проводил в чтении Слова Божьего и молитве»[91]. Через несколько лет он стал «силен в Писании» и, как говорили, «мог повторить большую часть Нового Завета на память»[92]. В своей переписке он снова и снова упоминал тех, кого он «вспоминает пред Отцом нашим Небесным», от баптистских и штундистских крестьян на юге (1880) до самого царя (1884)[93]. Его молитва с небольшой группой верующих произвела глубокое впечатление на юную княжну Софью Ливен, которая позже вспоминала о его благоговейной молитве. Казалось, он беседует с Богом, близким и великим…[94]
Отрицание себя
Начиная с того дня в начале 1874 г. Пашков «всецело подчинял свою волю воле Божией». Окружающие чувствовали, что его жизнь можно характеризовать словами Иоанна Крестителя: «“Ему должно расти, а мне умаляться.” Его “я” с каждым разом становилось незаметнее, умирало, зато Христос все более прояснялся в нем и чрез него и занимал в нем больше и больше места»[95]. Он отказал себе в роскоши, «его мысли не были привязаны к мирским вещам, среди которых он продолжал жить, и это отчуждение было столь же полным, как у анахорета. Его ум постоянно концентрировался на мире сверхъестественном». Исключительно смиренному человеку, «ему никогда не приходило в голову, что он – лидер; он держался в тени, и его левая рука не знала, что делает правая»[96]. Известность, окружавшая его служение, была против его собственных искренних желаний. Он не объявлял о своих делах, но давал всю славу Богу. Никогда не упускал возможности сказать людям о Христе, о нем говорили, что он даже был готов наставлять своего партнера по танцам, проходя фигуры мазурки[97].
Забота о социальной справедливости
Воспитанный в обществе, в котором богатый и бедный были разделены, Пашков стал заботиться о социальной справедливости и любви к низшим классам, и это было еще одной областью, где жизнь Пашкова решительно изменилась. Хотя в русской литературе повторяется образ «кающегося аристократа», чья совесть осуждает несправедливость его положения и который сам лишает себя богатства, Пашков не демонстрировал отказа от состояния. Вместо этого он «тратил его, в высшей степени щедро, на бедных и страдающих, делая это тайно и с таким тактом, что я (проф. Эмиль Дилон) не видел никогда ничего подобного. Студенты, которые умирали от голода на черном хлебе и жидком чае, оказывались способными закончить свою учебу; семьи, готовые разойтись из-за нехватки средств к существованию, были сохранены благодаря помощи из неизвестного источника; о больных заботились врачи или же их отправляли в больницу за его счет… Через несколько лет он потратил таким образом большое состояние в трудах христианского милосердия». Известен случай, когда Пашков обратился к министру внутренних дел, ходатайствуя за бедного, несправедливо сосланного в Сибирь; он стремился обеспечить тому свободу. В то время как прежде у Пашкова почти не было связи с крестьянами, после его обращения рассказывают, что он не только приглашал их в свой дом, но и ходил в их дома, «спал в дымных лачугах… утешая их в несчастьях, облегчая их беды». Для нового Василия Александровича все были равны. «Он не был лицеприятен»[98].
Лорд Редсток как наставник
Сразу после своего обращения Пашков вошел в дружеские отношения с лордом Редстоком, и тот принял его как дельного помощника; они общались до самой смерти Пашкова в 1902 году. Неясно, избрал ли Редсток именно Пашкова для продолжения труда или же настолько сознательно он учил новообращенного, но Пашков научился многому в течение почти четырех лет совместного труда. Православные враги популярной новой секты нападали на Пашкова за то, что он копировал «не содержание только его проповедей, но и манеру говорить»[99]. Непохоже, чтобы ранние пашковцы рассматривали это подражание как отрицательное. Правда, однако, что учение Пашкова и его ценности мало отличались от таковых его наставника.
Дружба с графом Корфом
Модест Модестович Корф был молодым аристократом, который распространял Библии для Святейшего Синода на торгово-промышленном съезде в Санкт-Петербурге в 1870 г. Он поддерживал Пашкова в его убеждениях и оставался постоянным партнером в его труде. Отец Корфа занимал высокий пост при дворе царей Николая I и Александра II, и оба доверяли ему и любили его. Рожденный в 1842 г. в семье шведской, балтийской и русской придворной знати протестантской и православной веры, Модест Модестович был крещен и воспитан в православии, его мать была искренней верующей и постоянно молилась за своего сына. Когда Корфа в пятилетнем возрасте (1847) представили царю Николаю I, его детской мечтой стало служить при дворе, быть частью царского двора. Он хорошо познакомился с придворной жизнью в 1865 г., когда провел два месяца со своим отцом в квартире царского дворца в Царском Селе. Его мечта исполнилась, когда в 19 лет он стал камер-юнкером, а позже церемониймейстером царского двора[100].
В противоположность Василию Александровичу, граф Корф жил нравственной жизнью, регулярно молился и получал удовольствие от общения с духовенством. Как друг митрополита, он легко получил право распространять Библии, когда обратился в Святейший Синод от имени Британского и иностранного библейского общества. Каждый год он исповедовался и считал себя угодным Богу. В то же время он был талантливым певцом, его приглашали на многочисленные светские приемы, и он наслаждался балами, театрами и другими событиями светской жизни. Танцы были его «любимым развлечением и слабостью»[101].
В 1874 г. его гораздо больше привлекала ночная жизнь, чем религиозные собрания, но из любопытства и гордости Корф начал посещать собрания британского лорда Редстока и познакомился с ним. На него произвело впечатление посвящение лорда Редстока Христу и твердая вера в Библию как богодухновенное Слово. Он был также удивлен честностью британского лорда, который никогда не отказывался признать, что его знание не безгранично и он на что-то не может дать ответа. 5 марта 1874 г. после одного из собраний Редстока Корф открыл четырем друзьям, что он хочет отдать себя Христу, но никак не может решиться на этот столь важный шаг. И просил их молитв.
«Мы все преклонили колена и молились. Не могу выразить, какую страшную борьбу я выдержал во время этой усердной молитвы моих друзей. Я хотел отдаться Христу, но не мог. Я не мог расстаться с миром и всем тем, что меня связывало с ним. …Сатана как бы нашептывал мне: “Ты теперь в возбужденном состоянии, успокойся. Ты потом раскаешься, если теперь придешь ко Христу. Твоя карьера будет испорчена. Ты огорчишь своих родителей, у которых ты единственный сын”. …Но Господь услышал молитвы моих друзей. Он изгнал из моего сердца недоверие ко Христу и осветил меня Своим светом»[102].
