Александр Андреев - Подхватившие щит
«А се аз ярлык Язбека царя Петру митрополиту, всея Руси чудотворцу.
Вышняго и бессмертного Бога силою и волею и величеством и милостию его многою Язбяково слово. Всем нашим князем, великим и средним и нижним, и сильным воеводам и вельможам, и князем нашим удельным, и даругам славным, и польским князем высоким и нижним, и книжником, уставодержальником, и учительным людским повестником и сбирателем и баскаком, и послом нашим и гонцом, и данщиком, и писцом, и мимоездящим послом, и ловцом нашим, и сокольником, и пардусником, и всем людем высоким и нижним, малым и великим, нашего царства, по всем нашим странам, по всем нашим улусам, где наша, Бога бессмертного силою, власть держит и слово наше владеет.
Да никто же не обидит на Руси соборную церковь митрополита Петра, и его людей и церковных его, да никто не взимает ни стяжаний, ни имений, ни людей. А знает Петр митрополит в правду, и право судит, и управляет люди своя в правду, в чем ни будь: и в разбои, и в поличном, и в татьбе, и во всяких делах ведает сам Петр митрополит един, или кому прикажет. Да вси покоряются и повинуются митрополиту, все его церковные причты, по первым изначала законом их, и по первым грамотам нашим, первых царей великих грамотам и дефтерем. Да не вступаются в церковное и митрополиче никто же, занеже то Божие все суть; а кто вступится, а наш ярлык и наше слово переслушает, тот есть Богу повинен, и гнев на себя от него приимет, а от нас казнь ему будет смертная…
А нам в то не вступатися ни во что, ни детемнашим, ни всим нашим князем нашего царства и всех наших стран, и всех наших улусов; да не вступаются никто же ни чем, в церковные и митрополичи, ни в волости их, и в села их, ни во всякие ловли их, ни в борти их, ни в земли их, ни в улуси их, ни в леси их, ни во ограды, ни в волостные места их, ни винограды их, ни в мельницы их, ни в зимовища их, ни в стада их конные, ни во всякие скотские стада; но во все стяжания и имения их церковные и люди их, и все причты их, и все законы их уложенные старые от начала их – то все ведает митрополит, или кому прикажет. Да не будет ничтоже перечинено, или порушено, или кем изобижено; да пребывает митрополит в ихом и кротком житии безо всякие голки; да правым сердцем и правою мыслию молит Бога за нас, и за наши жены, и за наши дети, и за наше имя. И мы бо такоже управляем и жалуем, якоже и прежние цари ярлыки им давали и жаловали их; а мы по тому ж пути, темиж ярлыки жалуем их; да Бог нас пожалует, заступит; а мы Божия бережем и даного Богу не взимаем; а кто взимает Божие, и тот будет Богу повинен, а гнев Божий на него же будет, а от нас будет казнен смертною казнью; да то видя, и иные в боязни будут…
Дань ли на нас емлют, или иное что ни буди: тамга ли, поплужское ли, ям ли, мыт ли, мостовщина ли, воина ли, ловитва ли коя ни буди наша; ил егда на службв нашу с наших улусов повелим рать сбирати, где восхотим воевати – а от соборныя церквы и от Петра митрополита никто же да не взимает, и Бога молят, и нас блюдут, и наше воинство укрепляют.
А что закон их, и в законе их церкви, и монастыри, и часовни их, ничем да не вредят их, ни хулят, а кто учнет веру хулити или осуждати, и тот человек не извиинится ни чим же и умрет злою смертью.
Так ярлык дан. Так молвя, слово наше учинено. Таковою крепостию утвердило. Заячьего лета, осеннего первого месяца 4 ветха.
На полиих писан и дан» (32).
В мае 1328 года на Русь приехал новый митрополит – грек Феогност. В этот же год великим владимирским князем стал сын Даниила Александровича московский князь Иван Калита {15}. «С Иваном Даниловичем Калитой на великокняжеском столе села такая сильная и крупная власть, которой до сих пор не знала еще северо-восточная Русь» (41). Русский историк С.Ф. Платонов писал:
«О деятельности великого князя Ивана Даниловича Калиты известно немного. Но то, что известно, говорит о его уме и таланте. Сел он на великом княжении и, по словам летописца, «бысть оттоле тишина велика по всей Русской земле на сорок лет и престаше татарове воевати Русскую землю». Тишина и порядок во владениях Калиты привлекали туда население: к Калите приходили на службу и на житье как простые люди, так и знатные бояре с толпами своей челяди. Самым же главным политическим успехом Калиты было привлечение в Москву русского митрополита.
С упадком Киева, когда его покинули старшие князья, должен был возникнуть вопрос и о том, где быть митрополиту всея Руси: оставаться ли ему в заглохшем Киеве или искать нового места жительства? Около 1300 года митрополит Максим решил этот вопрос, переселившись во Владимир-на-Клязьме после одного из татарских погромов в Киеве. После смерти Максима цареградский патриарх поставил на Русь митрополитом игумена Петра, волынца родом; а Петр, осмотревшись в Киеве, поступил так же, как Максим, и переехал на север. Официальным местопребыванием его стал стольный город Владимир; но так как в этом городе великие князья уже не жили, и за Владимир спорили Москва с Тверью, то Петр решительно склонился в пользу Москвы, во всем поддерживал московского князя Ивана Калиту, подолгу живал у него в Москве и основал там знаменитый Успенский собор. В этом соборе он и был погребен, когда кончина застигла его в Москве. Его преемник, грек Феогност, уже окончательно утвердился в Москве, и таким образом Москва стала столицей всей Русской земли. Ясна вся важность этого события: в одно и то же время в Москве образовалось средоточие и политической, и церковной власти и, таким образом, прежде малый город Москва стал центром «всея Руси».
Иван Калита в течение многих лет сумел сохранить в неприкосновенности земли своего княжества. «Именно при Иване Калите началось прямое противостояние между Литвой (военных столкновений не было. – А.А.), и московско-владимирским политическим миром, за спиной которого стояла Орда. Борьба с Москвой толкала Литву к унии с Польшей, Москву – к сохранению вассальных отношений с Ордой. Больше всего Иван Калита опасался того, что литовцы, соединившись с поляками и примирившись с Орденом, двинутся на восток (Смоленск и Москву), либо на северо-восток (Псков и Новгород). И тогда первые слабые ростки московской государственности могли погибнуть под копытами литовских полчищ или «дружественных» татарских орд» (9). Зимой 1333 года наследник Ивана Симеон Гордый женился на дочери Гедимина Айгусте.
Иван Калита умер 31 марта 1340 года. Историк В.В. Мавродин писал в своей работе «Образование единого Русского государства», опубликованной в 1951 году в Москве:
«Большое значение в возвышении Московского княжества имело то обстоятельство, что Москва лежала на очень удобных и важных торговых путях. Москва прежде всего была центром междуречья Волги и Оки, узлом, связывающим самые отдаленные княжества и области друг с другом. Река Истра, приток Москвы, подходит к Ламе, притоку Шоши, впадающей в Волгу, и образует путь, соединяющий верхнюю Волгу со средней Окой через волок Ламский. Пути в запада на восток, проходящие через Москву, шли по Яузе и Клязьме. Через Кучково поле пролегала шедшая от Москвы «великая дорога Владимирская». Из Лопасны на Москву шла дорога, соединявшая Черниговскую и Киевскую земли с Переяславлем, Ростовом, Владимиром. Эти старинные дороги были торговыми путями, по которым двигались купеческие караваны – где в ладьях, где волоком, где на колесах и полозьях. Купцы южной Руси, черниговцы, киевляне, плыли по Десне до Брянска, оттуда волоком попадали на Оку и Окой добирались в ладьях до Москвы-реки. Здесь некоторые из них продолжали плыть дальше до Неглинной, оттуда уже сухим путем попадали в Ростов, другие же плыли до Яузы, затем волоком шли до верховьев Клязьмы, а по ней уже – до Владимира.
Новгородское купечество торговало с «низом» тоже через Москву. Новгородцы везли немецкие товары по Волге, Шоше, затем волоком у Ламы попадали на Истру, по ней добирались до Москвы и, наконец, перебирались на Оку и Волгу. Из Москвы и «низовских» городов в свою очередь в Новгород шел хлеб и некоторые другие товары. Через Москву проходили торговые пути, связывающие Литву, Польшу и западные русские княжества – Смоленск и Полоцк, с востоком. Товары из Литвы, Польши, Риги, Полоцка сухопутными дорогами, Западной Двиной и Днепром шли к Смоленску и дальше на Можайск, крайний восточный удел Смоленского княжества, а оттуда по Москву-реке через Москву и Клязьму и далее на Оку и Рязань. По Оке добирались до Нижнего Новгорода, а из него Волгой до Сарая. В XIV веке большую роль стала играть «сурожская торговля» – торговля с Сурожем (Судаком)генуэзской колонией в Крыму. Купцы съезжались в Москву, плыли Москвой-рекой, Окой и Осетром до верхнего Дона и по Дону спускались до Азовского моря. Были и сухопутные дороги, шедшие на юг и восток через степи.
Увеличение торговых оборотов, с развитием которых росли разные сборы с торговли, обогащало княжескую казну, что стало особенно ощутительным со второй половины XIV века; растущие города укрепляли княжество как политическую единицу; московское купечество приобретало все большее значение в русской торговле, становилось все более и более богатым и влиятельным. Но торговые пути, шедшие через Москву, были транзитными путями, конечные пункты которых были в руках других князей, зачастую враждебных московскому. Огромной значимости транзитная торговля, имевшая своим центром своеобразный узел путей – Москву, находилась, таким образом, в зависимости от политической конъюнктуры, от княжеских взаимоотношений, усобиц. Естественно стремление московского купечества захватить в свои руки все русские торговые пути на всем их протяжении. Отсюда и вытекает энергичная поддержка купечеством московских князей, стремившихся к объединению под своей властью всей Русской земли.
