Александр Лепехин - Герой Советского Союза Иван Яковлевич Кравченко и его соратники
«Только бы добежать, – думал он, – только бы добежать!»
Еще одна пуля просвистела рядом. Яковлеву казалось, что все вражеские солдаты целятся в него, бойца, которому доверено знамя. Люди, бегущие рядом с ним, часто вскидывали винтовки, прицеливались и стреляли. Но он бежал не останавливаясь. Он бежал впереди всех, в руках у него было знамя.
«Только бы добежать, только бы добежать, только бы добежать…»
упал бежавший рядом с Яковлевым товарищ его же односельчанин, запевала и баянист Слесарев. Но задержаться возле друга Яковлев не мог. Он догнал политрука Шиндакова. Немолодой политрук, задыхаясь от мороза и быстрого бега, посмотрел на Яковлева, махнул рукой вперед и … упал.
Яковлев нагнулся над ним. Шиндаков был ранен осколком мины. Боец с тоской посмотрел на политрука и опять побежал, обгоняя товарищей. И снова рядом с ним падали бойцы. А он все бежал вперед, словно флаг придавал ему особую неуязвимость.
Перед самой крепостью роту встретил ожесточенный пулеметный огонь. Яковлев почувствовал резкий удар по руке и толчок в грудь. В глазах у него помутилось, пальцы разжались. Флаг выпал. Рукав и пола халата сразу окрасились кровью. Но он не хотел думать о смерти. Он посмотрел на поле боя. По всему полю бежали вперед бойцы в белых халатах. Падали. Поднимались. Опять падали. Роты шли под огнем и ждали, когда он, Яковлев, водрузит знамя, врученное ему политруком. И тогда, собрав последние силы, боец вскакивает в траншею, срывает рукав и полу своего халата, пропитанные кровью… и красное боевое знамя взвивается над крепостью противника.
Роща «Молоток» была занята батальоном Кравченко в 12 часов 25 минут.
Комбат Сорока, узнав об этом, порадовался за батальон друга и пожалел, что его друг, капитан Кравченко, в госпитале, а не со своим батальоном… через три минуты выполнил свою боевую задачу и капитан Сорока.
На командном пункте полка майор Рослый подошел к аппарату.
– Комбат три сообщает, что задача выполнена.
– Поздравляю, лейтенант.
– У аппарата капитан Кравченко.
– Бросьте шутить, лейтенант… Кравченко в госпитале.
– Я в батальоне, майор.
Тут уж у майора не нашлось слов. Ну и Кравченко! Удружил! Какие ребята… какие замечательные командиры у него в полку! Надо было бы поругать капитана за бегство из госпиталя. Но… победителей не судят! И весь этот день теплая улыбка не сходила с лица майора.
А Кравченко вел свой батальон дальше. Его бойцы вышли к южной опушке рощи «Фигурной». Путь здесь был прегражден глубоким противотанковым рвом.
Батальон Кравченко проник в глубь расположения белофиннов. Другие батальоны отстали. С обоих флангов – враги. На беду была потеряна связь с Рослым и соседями.
Командир девятой роты, молодой лейтенант, разгоряченный боем и победой, хотел было двигаться дальше. Но капитан сурово осадил его. Белофинны могли заманить батальон в ловушку и отрезать от своих.
Ложное геройство привело бы к бесцельно гибели десятков бойцов. Надо было действовать спокойно и расчетливо. Кравченко вместе со своим помощником лейтенантом Грицуком детально обсудил создавшуюся обстановку. Было решено закрепиться на захваченном рубеже и организовать круговую оборону.
Бойцам комбат приказал рыть окопы. Кроме непосредственных целей обороны здесь было одно дополнительное и очень важное соображение: мороз становился все злее. Работой надо было согреть бойцов.
Эта работа была не из легких. Мерзлая земля, переплетенная корневищами, не поддавалась лопатам. Вскоре крупные капли пота потекли по лицам бойцов.
Связной капитана «Петька» втайне негодовал на своего «Чапаева». Он сочувствовал горячему лейтенанту: такая замечательная победа, а тут копайся в земле, точно крот! Однако «Петька» вместе с другими добросовестно работал лопатой.
Наконец бойцы засели в окопы. Сюда же спустили и пулеметы. Ничего не осталось на поверхности, на снегу. Капитан ждал финской контратаки. И он не ошибся.
Ночью из лесу показались белофинны. Они крадучись, медленно двигались вперед, почти незаметные на снегу.
В напряженной тишине батальон ждал приближавшихся белофиннов. Их было несколько сотен. Они надвигались и справа и слева. Вот они подошли на расстояние 100 метров… 90 метров… 80 метров.
– Товарищ капитан, – порывисто зашептал «горячий» лейтенант, разрешите открыть огонь.
– Отставить, – сердито, но тихо ответил Кравченко, – Ждать моего приказа!
70 метров… 60 метров… враги почти рядом.
– Товарищ капитан, – тревожно передавал по телефону командир седьмой роты, я открываю огонь!..
– Отставить! – прошипел в трубку Кравченко. – Ждать моего приказа!
50 метров… 45 метров… еще момент, и белофинны обнаружат окопы. 40 метров…
– Пулеметы на площадку! Огонь!
И земля полыхнула огнем. Лавина огня обрушилась на ошеломленного противника. Сотни ракет взлетели в небо, превратив темную ночь в яркий, ослепительный день. Одна за другой взрывались гранаты. Заговорили все пулеметы и винтовки. Загрохотала батальонная пушка.
С криком и воем, оставляя сотни трупов на снегу, белофинны повернули назад. Контратака была отбита с жестоким уроном для врага.
Последняя ракета с треском взвилась в воздух… Бодров с уважением посмотрел на своего «Чапаева». Рябоватое лицо капитана было спокойно и сурово.
В течение ночь батальон отбил еще четыре контратаки. Четыре белофинских батальона находилось на этом участке. Они потеряли за эту ночь свыше пятисот человек. Батальон Кравченко неизменно удерживал рощу и, угрожая флангу противника, оттягивал силы от продвигающегося вперед батальона капитана Сороки.
Батальон Сороки подошел к утру. Комбаты крепко, безмолвно обнялись.
В этот день батальоны Сороки и Кравченко взяли рощу «Фигурную». В этот же день дивизия узнала о том, что Верховный Совет наградил ее орденом Ленина. И в тот же день в дивизии родилась песня, которая поплыла от роты к роте, от взвода к взводу, от бойца к бойцу. Песня о дружбе и мужестве, песня о двух комбатах героях.
Два друга, два славных отважных герояВели батальоны свои,Железные роты вели за собоюНа штурмы, в атаки, в бои.Была нестрашна огневая дорогаИ смерти грядущей снаряд,Когда с нами рядом шагал наш Сорока,Отважный, любимый комбат.Пел песню о славе, о подвигах ветер,Был каждый в боях закален,И Кравченко вел от победы к победеГромящий врага батальон.И песня плыла и вздымалась над строем,Над шквалом атак огневыхО двух капитанах – отважных героях,О славных друзьях боевых.И с песней победы, рожденною в ротах,Шли в схватку, отваги полны.И алые флаги вздымались на дотах –Знамена Советской страны.Два друга, два славных, отважных герояВели батальоны свои,Железные роты вели за собоюНа штурмы, в атаки, в бои…
– Слышал? – спросил Сорока капитана Кравченко, прощаясь с другом после привала. – Слышал песню?
– Неплохая песня, – усмехнулся комбат.
Так рождалась боевая слава.
… Это была последняя встреча двух друзей. На другой день бесстрашный капитан Сорока был убит.
Герой Советского Союза Капитан И.Я. Кравченко. 1940 год
Кравченко не хотел этому верить. Он сжал зубы, на мгновенье прижал руку к груди и… повел дальше свой боевой батальон…
На подступах к ВыборгуБатальон двигался вперед с непрерывными боями. Противник, разгромленный на «линии Маннергейма», оказывал упорное сопротивление нашим частям на новых опорных пунктах. С боем приходилось брать каждую высоту.
Большую помощь батальону оказал в те дни молодой артиллерист – разведчик Федор Бабаченко. Кравченко полюбил его, как брата.
В один из февральских дней батальон подошел к высоте, поросшей густым сосновым лесом. Высота была хорошо укреплена. Сплошными рядами стояли высокие гранитные надолбы. За надолбами и валунами притаились финские стрелки. Взять высоту в лоб было невозможно.
– Действуйте, лейтенант, – сказал капитан своему молодому товарищу, – без ваших «гостинцев» здесь не обойдешься!
Бабаченко понимал капитана с полуслова. Захватив аппарат, он пополз к высоте. Его сейчас же начали обстреливать белофинские снайперы. Одна пуля ударила в кобуру револьвера, другая просвистела у самого уха. Он замер, притворился мертвым, выждал и опять пополз.
Свои остались далеко позади. Бабаченко был один, совсем рядом с врагом. Один? Нет! Лейтенант знал, что капитан Кравченко следит за каждым его движением. Он знал, что сердце капитана Кравченко в эти минуты также взволновано бьется в груди, как его собственное.
Лейтенант вырыл ямку за большим валуном. Распластавшись на снегу, он прижимался губами к телефонной трубке. Артиллеристы напряженно слушали его приказания.
Залп… снаряды падают за высотой. Поправка… залп. Снаряды падают совсем близко у высоты. Осколки металла и бетона ударяют в валун, за которым лежит лейтенант. Бабаченко доволен. Корректируя стрельбу, он подводит огонь почти на себя. Залп… Залп… Залп. Его осыпает землей камнями, осколками «собственного» валуна.