Джулиан Ассанж - Джулиан Ассанж: Неавторизованная автобиография
Когда я задумываюсь обо всех этих людях, то представляю себе разные семьи, которые убегали от горя и нищеты, искали утешение и благоустроенность и обрели свое место в Австралии. История моей матери и моя несколько отличалась от общесемейной. Мать развелась с Бреттом Ассанжем, когда мне исполнилось девять лет. Бретт был отличным человеком и хорошо обращался со мной, но вот к самому себе он не относился столь внимательно. Финал его отношений с моей матерью положил конец своего рода наивному периоду в моей жизни.
Место отчима в нашей семье узурпировал человек по имени Лейф Мейнелл. Мать познакомилась с ним, рисуя шаржи для местного колледжа. Я запомнил его тогда как довольно симпатичного блондина: светлые волосы до плеч, высокий лоб. След от прививки против оспы на его руке служил мне доказательством, что он родился в Австралии в начале 1960х, хотя на самом деле такие прививки могли делать где угодно. По темным корням его волос было ясно, что он их красил. А однажды я заглянул в его кошелек и увидел, что все его документы выписаны на разные имена. Он был кем-то вроде музыканта и играл на гитаре. Но для нас он стал скорее загадочным призраком, несущим в себе угрозу.
С самого начала я был против. Возможно, это нормально для мальчика – сопротивляться появлению такого мужчины и вообще любого, кто будет хотеть узурпировать место отца или отчима. Лейф не жил с нами, хотя, по всей вероятности, вначале он вскружил голову моей матери. Но какими бы ни были ее чувства к нему, они быстро увяли. Она хотела его выпроводить, но Лейф обладал замечательной способностью неожиданно появляться и делать вид, что ничего не случилось. В конце концов нам пришлось спасаться от него бегством. Мы пересекали страну из конца в конец, но в любом месте, где бы мы ни останавливались, нас могло посетить зловещее предчувствие: он снова нашел нас. Он все время появлялся в нашей жизни, и это превратилось в очень серьезную проблему. У него была еще одна поразительная способность – виртуозно втираться в доверие. Однажды он ударил меня кулаком в лицо и до крови разбил нос. В другой раз я пригрозил ему ножом и сказал, чтобы он не приближался ко мне. Но для нас с матерью дело было не в физическом насилии, а в психологической власти, которую он стремился заполучить над нами.
Мы снова переехали приблизительно году в 1980 м, на этот раз в дом на северном побережье Нового Южного Уэльса, в двадцати километрах от океана. Это была одичавшая плантация бананов и авокадо. Помню, однажды я привязал своего воздушного змея к одному из столбов ограды и наблюдал, как зеленый свет проникал сквозь банановые листья. Это немного напоминало готический роман, правда, в тропиках. Лейф, видимо, выступал в роли Хитклиффа[17], правда, в шортах и шлепанцах, но он возвращался и возвращался к нам, словно некая темная сила. Моя мать забеременела от него, и Лейф, видя, к чему может привести мое противостояние, сперва пытался вести себя разумно, доказывая, что он теперь отец моего брата и моя мать хочет, чтобы он находился рядом. «Но если ты не захочешь, – сказал он, – я немедленно уйду». Лейф хотел остаться с нами, и на время у него действительно это получилось, хотя единственным моим желанием было самому заботиться о матери и младенце. У нее начался мастит, и я выхаживал ее во время лихорадки, отпаивая апельсиновым соком. Ночью вокруг дома стояла густая темнота, лишь луна освещала путь, и возникало глубочайшее чувство тишины и уединения.
Мать была влюблена в Лейфа. А я был слишком молод, чтобы понять природу сексуального влечения. Я просто знал, что он не мой отец и что его присутствие угрожает мне. Он то и дело пытался уговорить меня не отталкивать его, убеждая, насколько у него все ладится с моей матерью и как он хочет быть настоящим отцом моему брату. Но пришел момент, когда я просто сказал ему, что больше не принимаю никаких сделок. Он врал нам как-то особенно изощренно, до этого я даже не представлял, на какую ложь способны взрослые. Однажды он вдруг заявил: все люди с физическими уродствами должны подлежать уничтожению. Порой Лейф избивал мою мать, и чувствовалось, что этот человек способен практически на все. Я хотел, чтобы он покинул нас, как обещал, однако Лейф все отрицал, ссылаясь на якобы слабую память.
Некоторые сознательно выбирают кочевой образ жизни, а для кого-то такая жизнь становится единственным выходом из ситуации, в которую они попадают. Раньше мы переезжали просто потому, что так получалось: моя мать находила работу в каком-то очередном городе, и тогда мы там оседали и даже снимали дом. Вот и все. Но переезды из-за Лейфа приобрели характер истерии, и это уничтожило всю простоту нашего существования, на смену ей пришел страх. Потребовалось время, чтобы понять, в чем же, собственно, дело: Лейф Мейнелл состоял в австралийской секте «Семья». Теперь я понимаю, чем была обусловлены его одержимость, его эгоцентризм и порочное стремление к контролю над другими.
Секту «Семья» основала в середине 1960х годов Анна Гамильтон-Бирн. Все началось в горах к северу от Мельбурна, где члены культа собирались, употребляли ЛСД и медитировали. Анну почитали как реинкарнацию Иисуса Христа, однако к этому добавлялись элементы восточной философии, например, ее последователи лицезрели кармическое божество, одержимое очищением их душ. Анна пророчествовала о конце света, довольно забавным образом утверждая, что выживут лишь люди, обитающие в горах Данденонг к востоку от Мельбурна. Хотя секта не была особенно велика, но Анна и ее муж сумели разбогатеть, взимая деньги со своей паствы на собраниях по четвергам. Члены секты боготворили Анну, всегда появлявшуюся перед ними в голубом сиянии (за которое «отвечала» специальная осветительная система). Среди приверженцев было много врачей, представителей среднего класса, впавших в болезненную зависимость. Власть культа базировалась на том социальном положении, которое занимали его почитатели, создавшие влиятельное сетевое сообщество. В этом смысле они напоминали масонскую ложу и довольно умело пользовались услугами высокопоставленных лиц. Собственно, это объясняет, почему Лейф всегда мог нас выследить.
Настоящая фамилия Лейфа, одного из детей, «усыновленных» сектой, была Гамильтон. На пике своей власти Анна Гамильтон-Бирн и ее муж сумели промыть мозги многим чиновникам, но в итоге их все-таки признали виновными в подделке бумаг об усыновлении. Последователи секты под действием ЛСД верили в якобы посещавшие их откровения; они с наслаждением занимались сутенерством, заманивая детей в угоду маниакальным стремлениям Анны. Был период, когда «Семья» заполучила сразу двадцать восемь детей. По всему дому стояли маленькие алтари, посвященные Анне Гамильтон-Бирн, каждому ребенку выдавали ее фотографию, что слегка напоминало культ Мао. Члены секты были одержимы сексом и внешней чистоплотностью. Сама Анна явно пребывала за границами здравого смысла: она отличалась непомерным тщеславием, отвращением к толстым или просто некрасивым людям и страстью к пластическим операциям.
Лейф Мейнелл состоял в секте «Семья». И все, что он вытворял с нами, было обусловлено его связями с культом и его последователями. Однажды, убегая от него, мы сначала поселились в холмах неподалеку от Аделаиды, а потом, когда потребовалось переехать, – в Перте, на севере Австралии. Потом мы оказались во Фримантле; сейчас это чудесный пригород, тогда это была промышленно-портовая зона. Соседка, знавшая все о нашем положении, как-то раз вернулась из молочной лавки и сказала, что видела на улице Лейфа Мейнелла. Нам снова пришлось бежать. Тогда мы доехали почти до Мельбурна и оказались в доме, который стоял на длинном узком участке земли, спускавшемся к ручью у подножия холма. Один раз я обнаружил в ручье дохлую овцу, воняющую и раздувшуюся, и использовал ее в качестве моста. Наверное, в том моем возрасте самые необычные вещи казались нормальными. В тот год стояла холодная зима, лужи замерзали, и следы моих ног в грязи покрывались коркой льда. Они походили на следы человека на Луне, помещенные под стекло. Каждое утро мне приходилось рубить дрова, разводить огонь и греть воду, поступавшую по змеевику в обогреватель. Единственной отдушиной тогда были пчелы, которых я держал вне дома. Каждое утро я бегал к ним и тихо наблюдал, как они занимаются своим делом.
Пчелам присущ особый подход к грабителям. Эти насекомые находятся в постоянном движении, а оказавшись вдали от улья, всегда погибают. Я уверен, что чувство одиночества, о котором я говорил раньше, охватывающее человека в некоторых глухих районах Австралии, местах, где нет никакой цивилизации, очень способствует процветанию разных культов. В фермерской среде сложилось странное отношение к животным, было в нем даже что-то сатанинское. Я помню персонажа по имени Керри Калкин, державшего лавку сатанинских ритуальных предметов. Лавка была довольно заурядной, но все же ее атмосфера пугала. Она рождала ассоциации с «Повелителем мух»[18], как, собственно, и сама наша жизнь в то время, наполненная паранойей и чувством вины.
