Павел Федоров - Генерал Доватор (Книга 2, Под Москвой)

- Вот почему мне и нужен полк, чтобы вывести тебя из этого положения.

Доватор наклонился к столу, взял донесение и схему Кушнарева и подал Атланову. Тот, пробежав по бумагам глазами, на мгновенье задумался. Он сразу оценил всю важность предстоящего дела и, поняв причину вспышки Доватора, мысленно осудил себя за необдуманные, обидные слова.

- Ну, что скажешь? - в упор спросил Доватор.

- Такой случай упускать нельзя.

У многих людей с сильной волей и большим жизненным опытом есть золотое правило: откровенно признавать свой промах, быстро исправлять его и находить выход из любого затруднительного положения. Таким был и генерал Атланов. Глядя на Доватора загоревшимися глазами, комдив проговорил:

- Я сейчас же отдам приказ высвободить людей из числа коноводов, оставлю по одному человеку на десять лошадей. Штабных писарей, лишних ординарцев, поваров, кладовщиков, музыкантов - в строй. Наберем людей, Лев Михайлович. Эту операцию надо проводить немедленно! А за то, что обидел тебя, прости. Разреши мне на деле исправить ошибку. Я не так, конечно, думал, как это тебе представилось, а, откровенно говоря, подозревал, что на этот раз ты ошибаешься. Но вышло наоборот. Брани, принимаю.

Вскоре план предстоящей операции был еще раз совместно продуман и уточнен во всех деталях. Штабной аппарат Карпенкова работал согласованно, четко и быстро. Через час приказ был разослан в дивизии. Он гласил: "Комдиву 1 создать подвижную группу и нанести фланговый удар в районе Добрино, комдиву 2 силами двух полков способствовать развитию успеха атаками в направлении Горки - Борино".

Завершением этой операции замысел противника обойти кавгруппу Доватора с юга сводился на нет. Атака была назначена на шесть часов утра.

Доватор не спал. В ожидании офицера связи он тревожно прислушивался к каждому шороху. Перебирая на столе бумаги, он незаметно углубился в сводную строевую записку.

Лицо Доватора омрачилось. После непродолжительного раздумья он взял чистый лист бумаги и написал было командарму подробную объяснительную записку. Но, вспомнив, что фронт растянулся от Балтики до Черного моря, он разорвал наполовину исписанный лист и бросил его в печь. Усталость и недомогание ломают все тело, но он не может лежать. Подойдя к двери, он негромко окликнул задремавшего адъютанта - капитана Курганова - и приказал прислать к нему Шаповаленко.

Филипп Афанасьевич не замедлил прибыть.

- Кони готовы? - спросил Доватор.

- Да они всегда готовы. Только Сергей спрашивает, какого подавать и далеко ли будем ехать. Ежели далеко, то Сокола. - Зная, что генерал болен и ему ехать нельзя, Шаповаленко, откровенно говоря, тянул волынку. - А ежели близко, то Казбека.

- Поедем в Добрино.

- Да разве воно наше, товарищ генерал?

- Оно всегда было наше, - устремив на казака усталые глаза, ответил Доватор.

- Да там же немцы!

- И я знаю, что немцы. Потому и еду.

Такой ответ привел Шаповаленко в полное замешательство: "Уж не бредит ли генерал от высокой температуры?"

- Вам бы надо, товарищ генерал, трохи отдохнуть. Цей самый грипп така проклятуща хвороба... - ласково, с тревожной озабоченностью сказал Филипп Афанасьевич и пустился в несвойственное ему медицинское рассуждение о теплых припарках и горчичниках. Сам он при лечении пользовался всегда одним и тем же средством - стопкой горилки, приправленной чудовищной порцией перца.

- Ты, дед, с каких это пор в милосердных братьях-то состоишь? огорошил его Доватор. - Я твою "профилактику" знаю. Тоже мне гомеопат нашелся!

"Совсем занедужил генерал, - решил Шаповаленко, - и слова-то якись непотребные".

- Отвечай, чего молчишь? Есть такая наука, профилактика называется, слыхал?

- Слыхал.

- А хирургию знаешь?

- Это що живым ноги отрубают? Така лехция мне известна...

- Вот-вот, правильно. Ступай, веди коней. Поедем в Добрино. Мы там сегодня устроим фашистам "лехцию". Внушим им "профилактически", что ни одно совершенное преступление безнаказанным не остается, и хирургически докажем на саблях. Понял?

- Понял.

На самом деле Шаповаленко все понял по-своему. Вместо того чтобы привести коней, он побежал в медчасть и поднял на ноги всех врачей. По дороге он шепнул об этом и дежурному по штабу, а тот по телефону передал в штаб армии.

- Очень сильно заболел. Собирается ехать к немцам и делать им хирургическую операцию.

По пути из медчасти Филипп Афанасьевич завернул к Шубину.

- С генералом плохо, товарищ комиссар.

- Что такое? - встревоженно спросил Шубин.

- Занедужил. Ой, як занедужил, беда! Говорит всякие несуразности. Собирается ехать к немцам на лехцию. А у самого глаза горят, як два угля.

- Врача вызвали?

- Так точно, побудку сделал усем...

- Да, плохо дело.

Шубин, быстро накинув на плечи бурку, вышел вслед за Шаповаленко.

На квартиру они пришли одновременно с врачом и тихонько открыли дверь. Курганов, сидевший в передней, предупредил их, что генерал спит.

В ожидании коня Лев Михайлович, одетый в теплую бекешу и бурку, присел на кровать и уснул. Голова его в низко надвинутой на лоб кубанке лежала на подушке, ноги в белых валяных сапогах были опущены на пол. Шубин осторожно поднял их и бережно положил на кровать. Выйдя из комнаты, он категорически запретил кому бы то ни было будить генерала.

Но Льва Михайловича все-таки разбудили. В одиннадцатом часу утра он сквозь сон услышал шум. С протяжным звуком скрипнула дверь.

Доватор открыл глаза.

В комнату с запахом морозной свежести вошли командарм Дмитриев, член Военного совета Лобачев и Шубин. Последним через порог перешагнул незнакомый полковник в шинели с синими кавалерийскими петлицами. На боку его чеканным серебром поблескивала кавказская шашка. Полковник был смугл, худощав, с черными вразлет бровями.

Доватор вскочил и растерянно, точно провинившийся курсант, взял под козырек.

- Да он совсем молодцом выглядит! - весело крикнул Лобачев. - Человек отдыхает, при полном боевом, а вы толкуете, что болен! Ну, как себя чувствуешь, генерал Доватор?

- Спасибо, товарищ дивизионный комиссар. Я себя хорошо чувствую. Так заснул крепко, что, кажется, все на свете проспал... - укоризненно посматривая на Шубина, ответил Доватор.

Михаил Павлович с какой-то особенной радостью успокоительно кивнул ему головой, давая этим понять, что с ночной операцией все обстоит благополучно; потом, улыбнувшись, он сделал рукой такой жест, как будто говорил, что произошли необыкновенные и удивительные события.

Доватор настороженно и растерянно смотрел то на улыбающегося Шубина, то на командарма.

- Ты действительно проспал, гвардеец. Все проспал. Скажи ему, генерал. - Лобачев шумно сел на стул, жалобно заскрипевший под его могучей фигурой.