Александр Проханов - Я русский солдат! Годы сражения

М. Королёва: — Так вот-вот-вот-вот. А если он уже в жизни, то как избежать мата?

А. Проханов: — Только райскими усилиями. Идти на борьбу с тьмой, на борьбу с адом.

М. Королёва: — То есть церковно-славянским языком его?

А. Проханов: — Церковно-славянским языком, возвышенным языком, которым говорил Державин, Сумароков, Пушкин, которым говорил Бунин. Это возвышенный, божественный язык. Бунин не говорил церковнославянским языком, но он говорил абсолютно не обыденным языком. Он говорил языком, который он тоже извлекал из звезд, из трав, из русских песен и из своей такой любящей и скорбящей души.

М. Королёва: — Иными словами, вы поддерживаете большие штрафы за мат, если что?

А. Проханов: — Да нет…

М. Королёва: — Куда вас записать, в сторонники, в противники?

А. Проханов: — Я индифферентен. С адом нельзя бороться с помощью штрафов.

М. Королёва: — Ну как писатель может быть индифферентен к языку?

А. Проханов: — С адом нельзя бороться с помощью штрафов и с помощью законов.

М. Королёва: — А как можно?

А. Проханов: — АД побеждается через служение, через благодать, через покаяние и через великую молитвенную миссию художника, потому что художник, создающий язык или языки, — это вечный молитвенник. И когда умирает церковь или затихает, или смиряется, или когда церковь спит, как это было в XIX веке и начале XX века, то вместо церкви появляется художник, появляется Андрей Белый, Есенин, появляется Блок. Это сплошные молитвы, которые возносятся русской культурой к небесам, когда молчат престолы. Вот это и есть сражение с адом.

М. Королёва: — Кстати о молитвах, но только не на церковно-славянском языке, а на немного другом. Историю с библиотекой Шнеерсона знаете же, конечно, да?

А. Проханов: — Ну, конечно.

М. Королёва: — Которую Россия отказывается возвращать хасидам. Ну, вот наш слушатель вам тут один пишет на нашем интернет-сайте: «Между тем, Израиль вернул России Русское подворье в Иерусалиме и простил православному храму многомиллионный коммунальный долг за воду. А почему же мы так себя ведем? Почему мы, собственно, библиотеку Шнеерсона-то не хотим отдавать?»

А. Проханов: — Русское подворье в Израиле никогда не принадлежало Израилю. Это подворье принадлежало Палестине, Русской Палестине. Израиль потом там образовался вместе со своими карательными отрядами.

М. Королёва: — Подождите-подождите. Но образовался же. Значит, сейчас он, Израиль, там существует.

А. Проханов: — Да, конечно. Это воровской акт, который был пресечен дипломатическими усилиями России, и они вынуждены были…

М. Королёва: — Да нет, по-моему, там все спокойно договаривались, никто там ничего не пресекал.

А. Проханов: — Нет, там «Кассамы» стали летать. А потом перестали летать. Вот они под воздействием «Кассамов» и передали.

М. Королёва: — Как-то мне не показалось, что «Кассамы» не имели отношение к возвращению Русского подворья.

А. Проханов: — Ну, вы там просто не были. А я каждый уик-энд там провожу. Ну, не важно.

М. Королёва:— В Израиле?

А. Проханов: — Да, конечно. В Палестине. На оккупированных землях. Это не очень удачный пример, потому что Русское подворье всегда принадлежало России, государству российскому. А рукописи моего любимого хасида Шнеерсона, потому что я перед тем, как лечь спать, каждый раз начинаю листать эти рукописи и 2–3 главы прочитаю…

М. Королёва: — На иврите?

А. Проханов: — Они всегда принадлежали государству российскому. И государством Израиль там не пахло. Если говорить о еврействе мировом, то в России огромное количество хасидов. Вот они и пользуются этой библиотекой. А все эти…

М. Королёва: — Подождите-подождите, Александр Андреевич. Но здесь их заведомо меньше, чем, например, в США, в том же Израиле.

А. Проханов: — Вы знаете, один русский хасид стоит ста американских. Вы знаете это? Это разный удельный вес хасидства. Хасид, который взращен на русской территории…

М. Королёва: — Вот с этого места поподробнее, пожалуйста.

А. Проханов: — У него и плотность другая — плотность тела, души, ума. Поэтому здесь число ведь не имеет значения. Зря вы привносите арифметику в такие тонкие дела как богословие.

М. Королёва: — Александр Андреевич, ну, скажите, правда, ну, зачем нам библиотека Шнеерсона? Ну, зачем?

А. Проханов: — Конечно, не нужна. Нам вообще Ленинская библиотека не нужна. Да нам и Сибирь не нужна. Зачем нам?.. А зачем нам Веласкес?

М. Королёва: — Ну, хорошо, я понимаю — Сибирь, я понимаю — бывшая Ленинская библиотека (так она сейчас уже не называется, сейчас она — Российская государственная).

А. Проханов: — А им-то зачем рукопись Шнеерсона, американским хасидам?

М. Королёва: — Ну, они хотя бы читать их смогут.

А. Проханов: — Да здесь полно хасидов евреев. Пусть читают. Зачем отдавать собственность, которая принадлежит?..

М. Королёва: — Подождите. Но, может быть, дело в каком-то торге? Мы в чем-то там не сторговались? Или мы ждем большую цену? Вот в чем дело-то?

А. Проханов: — Я думаю, что это вопрос собственности. Мало ли кто сейчас начнет предъявлять нам претензии. Надо вернуть сокровищницы Эрмитажа, надо вернуть сокровища Русского музея. Все это может быть предъявлено. Это вопрос предъявления. Это Швыдкой хотел раздать все, так сказать, захваченные во время войны коллекции немцам. Рейнская коллекция… Правильно сделали, что отстояли, даже уголовное дело, по-моему, хотели возбудить против господина Швыдкого.