Сергей Кремлев - 7 побед Берии. Во славу СССР!

Ни один!

Берия не был, конечно, ангелом, но он был крупным и доброкачественным человеком, для которого важно содержание того, что он делает, а не форма. Не помню сейчас, о ком было сказано, что он абсолютно не заботился о впечатлении, которое производил, но именно поэтому неизменно производил очень сильное впечатление. Это же вполне можно сказать и о Лаврентии Берии.

Не ангел?

Да.

В нём нередко прорывались горячность, эмоции, он мог быть не сдержан на язык. Однако в нём не было мелочности, злобности, мелкотравчатости и не было высокомерия. Бывший командир взвода кремлёвского полка Виктор Гусев служил на Боровицкой заставе — главном проездном пункте Кремля. В 2007 году он в своём интервью нижегородской редакции еженедельника «Аргументы и факты» вспоминал, как однажды на заставу зашли Берия с Маленковым. Пожал руку, спросил, как идёт служба, пожелал успехов.

Мелкая, казалось бы, деталь: когда Берия уходил, никто не бросился открывать ему дверь, хотя тогда, по словам Гусева, «многие старались прислуживать в таких случаях».

С Берией такие «номера» не проходили — как уже было сказано, в нём не было ни высокомерия, ни самолюбования, ни барственности.

НЕ БЫЛО и никаких «бериевских» преступлений — были абсолютно необходимые в силу насущной исторической необходимости репрессивные меры, да и то — минимальные настолько, насколько это позволяла логика великой и небывалой борьбы Добра трудящегося большинства и Зла привилегированного меньшинства.

А преступлений не было — есть лишь инсинуации и пошлые небылицы. Так, например, Берии приписывают убийство Агаси Ханджяна, 1-го секретаря ЦК Компартии Армении, покончившего самоубийством. Данный сюжет независимо друг от друга исследовали в наше время сразу несколько человек, не все из которых были лояльны к Берии. Я сам в своей первой, «капитальной» книге о Берии посвятил анализу этой сплетни отдельную главу «Сага об «убийстве» Ханджяна».

Ну, и что?

А ничего, ровным счётом ничего!

Не убивал Берия Ханджяна.

Или, например, выселение Чечни, которое организовал и провёл — да, лично

Берия. Так ли в этом не было объективной необходимости тогда, когда немцы ещё были не так уж от Чечни и далеко?

А кроме того.

А кроме того, вдумаемся — где сейчас самая больная и кровавая точка в России, если не в Чечне, в послесталинской и послебериевской России вновь возвращённой чеченцам?

Бездарные горе-правители «исправили» это «сталинско-бериевское преступление» и что получили? Цветущую, занятую мирным созиданием Чечню, или — нечто иное?

И что мы ещё можем там получить?

А если в современном Крыму, очищенном в 1944 году от татар, почти поголовно поддерживавших немецко-фашистских оккупантов, в какой-то момент тоже запахнет кровью, то кто, как не татарские националисты — возвращённые в Крым потомки выселенных Берией «жертв тоталитаризма», будут в том виновны?

После революции одним из первых серьёзных заданий для Берии стало назначение его в октябре 1920 года ответственным секретарём Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих.

Улучшение быта рабочих — это впиталось в душу навсегда, а принципы, усвоенные в молодом советском Баку, стали для Берии без преувеличения второй натурой.

Вот несколько примеров.

Новый нарком внутренних дел СССР Берия знакомится с аппаратом Главного управления государственной безопасности НКВД. Как вспоминал легендарный в советской разведке Павел Громушкин, увидев очень худую девушку, Берия тут же поинтересовался — не больна ли? И, получив отрицательный ответ, всё же отдал приказ начальнику ГУГБ Меркулову направить девушку в санаторий — пусть, мол, подкормится.

Крупный чекист Павел Судоплатов допускает серьёзный промах, и во время доклада Берии у него начинается сильнейшая головная боль. Берия тут же отправляет Судоплатова домой, а назавтра присылает ему на дом лимоны, привезённые Берии как гостинец из Грузии.

Талантливый юноша Олег Лаврентьев, недавний сержант-фронтовик, ещё во время срочной службы верно указавший на возможный вариант водородной бомбы, а теперь — первокурсник физфака МГУ, приглашён к председателю Специального комитета Берии. Тот хочет лично посмотреть — какая растёт смена атомным корифеям? И первый же вопрос на редкость пухлощёкому парню: «У вас что — зубы болят? Может, надо лечить?»

Вопрос объясним — щёки у Лаврентьева были тогда, как у хомячка. Но если бы Берия не был автоматически внимателен к людям, стало бы его заботить — всё ли в порядке с зубами у какого-то там студента?

Физик Юлий Харитон — будущий трижды Герой Социалистического Труда, многолетний Научный руководитель ядерного ВНИИ экспериментальной физики в «Арзамасе-16», а тогда — Главный конструктор «атомного» КБ-11, просится в отпуск. Берия санкционирует, но при этом по своей инициативе даёт дополнительное указание: «Обеспечить хорошим лечением».

Это — не работа «на публику», это — въевшаяся в плоть и кровь потребность вникать в интересы тех, ради кого и призвано существовать Советское государство. Вот почему можно утверждать, что если бы Берия не был убит и многонациональная Россия развивалась бы при участии Берии, то она стала бы нерушимо прочным обществом с сильной и приоритетной социальной политикой.

Лаврентий Павлович мог устроить разгон директору «атомного» предприятия, пренебрегающему социальными вопросами, а потом, приехав на плутониевый комбинат № 817 и увидев прямо противоположное отношение к проблеме директора комбината Бориса Музрукова, сказать ему: «Молодец!»

Это ведь тоже — черта делового характера.

Сошлюсь на книгу о Б.Г. Музрукове, вышедшую несколько лет назад в серии «Жизнь замечательных людей». В ней приводятся такие вот воспоминания сотрудника комбината № 817 (ПО «Маяк») с 1948 по 1960 год Ю.А. Гусева.

«После расстрела Л.П. Берии я набрался смелости и обратился к Музрукову с вопросом: что за человек был Лаврентий Павлович, как решал он вопросы работы комбината? Борис Глебович мне рассказал такую историю. Перед одним из очередных приездов Берии, в 1951 году, Музрукову на комбинат прозвонили из Москвы и сообщили, что накануне, на одном из предприятий Минатома, Берия снял с работы директора за невнимание к развитию социальной сферы объекта. Б.Г. Музруков, встретив Л.П. Берию, также предполагал с его стороны вопросы в первую очередь по социальной сфере, но тот попросил показать вначале производство. Затем, по пути в гостиницу, он увидел стройку и спросил: «А это что?» Борис Глебович объяснил, что здесь будут новые дома. И Берия сказал: «Вот это хорошо».»