Степан Швец - Под крыльями — ночь

Да пребудут имена павших вечно в наших сердцах и в памяти народной!

Поезд плавно тронулся с места и, набрав скорость, дробно застучал колесами на стыках рельсов. Мы с женой едем на встречу ветеранов бывших 2-го и 16-го гвардейских полков бывшей 1-й гвардейской дивизии авиации дальнего действия. Встреча приурочена к 25-летию Победы. Её организовали энтузиасты дивизии П. В. Григорьев, Ю. П. Павлов и неутомимый наш бывший комсорг 3-й эскадрильи, большой следопыт М. И. Цибизов.

Незадолго до отъезда я неожиданно получил письмо от Владимира Шабунина, боевого летчика моей эскадрильи. С тех пор, как он не вернулся с боевого задания, я ничего о нем не знал. И теперь он с женой встретит нас на вокзале.

Вот и Москва. Поезд мягко подходит к перрону. Тепло по-летнему. Толпы встречающих запрудили перрон. Я стою у окна и всматриваюсь в лица встречающих. Володя! Плотный, коренастый, такой же подтянутый, только возмужалый, раздавшийся в плечах, в летной форме гражданского летчика стоял Владимир Павлович с женой Ольгой Васильевной и уже показывал ей на меня.

На старенькой Володиной автомашине едем к нему домой в Люберцы.

Двадцать пять лет я не видел Москвы. Какая она стала красивая, нарядная! Проезжая по Ленинскому проспекту, через новый Арбат с его красивыми высотными зданиями, я вспоминал Москву сорок первого года — со стальными ежами на улицах, с бумажными крестами на стёклах окон, Москву, затемненную ночами, сражавшуюся, с зенитными пушками на земле и аэростатами заграждения в небе. Москва, Москва… Сколько ты пережила за свою многовековую историю, а всё хорошеешь.

Выехали за город, и на мгновение показалось, что не было этих двадцати пяти лет, прожитых после войны, что едем мы на подмосковный аэродром, как часто бывало в войну, что сегодня в ночь предстоит вылет на боевое задание, благо погода летная… Я поднял глаза к небу. Вдали пролетал самолет ТУ-104 — это вернуло меня к действительности. Четверть века прошло, а в памяти всё будто только вчера…

Дав нам отдохнуть с дороги, Володя повез нас смотреть столицу. Прежде всего, конечно, побывали в Мавзолее В. И. Ленина и у могилы Неизвестного солдата, Вечный огонь которой напоминает всем живым о тех, кто ценой своей жизни отстоял независимость нашей Родины в суровые годы войны. Большое впечатление произвели на нас новые проспекты, архитектурные ансамбли.

Потом я позвонил Александру Краснухину на работу в одно из управлений Министерства гражданской авиации. Мы хоть и переписывались, но друг друга не видели с 1946 года.

Он попросил меня и Шабунина, не теряя времени, прийти к нему с нашими женами.

Александр встретил нас в коридоре. Такой же стройный, подтянутый. Но годы свое берут. Поседел мой друг, постарел, две серьезные операции перенес, однако по-прежнему продолжает трудиться.

Мы сели рядом на диван, как сиживали когда-то, рассматривали друг друга, вспоминали о боевых друзьях, говорили о предстоящей встрече.

— Есть у меня какое-нибудь сходство с Александром Михайловичем? — спросил я у Шабуниных.

— Да вроде бы что-то есть, — отвечают, — но — мало.

— А в молодости мы были двойниками.

Мы посмеялись немного, потом я объяснил Шабунину:

— Александр Михайлович не только мой боевой друг, но и крестный. В свой первый боевой вылет я шел с ним как ведомый, с ним получил свое боевое крещение, помнишь, Саша?

— Да вроде что-то припоминаю.

Саша пригласил нас навестить его семью, условились о времени и распрощались.

Теперь все мысли были о завтрашнем дне. Завтра предстоит встреча ветеранов.

И вот наступило утро 9 Мая. Трудно передать словами те чувства, которые владели мной в то памятное утро. Да и не только мной.

Встреча назначена на 14.00, но мы не утерпели и выехали значительно раньше. К месту встречи — саду «Эрмитажа» — прибыли около полудня. Там уже были люди — такие же, наверно, как мы, нетерпеливые.

Владимир Шабунин — ярый фото- и кинолюбитель — заснял на пленку, как мы входили в ворота «Эрмитажа».

А вдали на веранде — группа людей. Направляемся туда.

— Наш командир идет, — послышалось с веранды.

— Вы слышите? — сказал Шабунин. — Наши!

Я попал в объятия высокого, плотного, седого, но еще крепкого мужчины в гражданском костюме. Обнялись, расцеловались.

Смотрим друг на друга.

— Не узнали?

— А вы кто?

— Баландюк я, Вениамин Васильевич.

Мы снова обнялись. Фамилия знакомая, но кем он работал — не вспомню.

— Ваш самолет обслуживал, — как бы отвечая на мой невысказанный вопрос, сказал Вениамин Васильевич.

— Погодите, у меня техниками были Котов, Строгий, Лобанов.

— Ну, а я еще раньше их ваш самолет обслуживал.

Подошли другие товарищи. А я всё поглядываю на Баландюка и не могу вспомнить.

В какой-то момент он стал в профиль ко мне и, с кем-то разговаривая, улыбнулся. И по этой улыбке наконец я узнал его. Да, это он. Высокий, стройный, русоволосый красавец. Шутник и балагур. И строгий судья для ближних.

Если хочешь знать, кто ты, — узнай, что о тебе говорит Баландюк. Портрет будет точный.

— Вениамин Васильевич, можно вас на минутку? — Он подошел. — Скажите, пожалуйста, вы готовили мой самолет перед перелетом в… — я назвал наш тыловой город, который был местом назначения.

— Ну конечно, я.

— И были в самолете, когда мы упали после взлёта?

— Был. Вы еще спросили после падения: все остались живы?

— Ну, теперь здорово, дорогой! — И мы расцеловались, уже как старые друзья.

А люди всё прибывали. Многих узнавал сразу, других после объяснений.

Вот появился и мой воздушный телохранитель, почти бессменный член моего экипажа, бесстрашный стрелок-радист Василий Алексеевич Максимов. Благодаря его меткой стрельбе, смелости и находчивости сколько раз мы выходили победителями из, казалось бы, совсем безвыходного положения.

В те тяжелые годы я называл его сынком. И сейчас встретил его как родного сына. Жены наши, как мать и дочь, обнимаются, плачут.

Со всеми хочется поговорить, каждому пожать руку. Вот и Андреев Иван Федорович со своим штурманом Алейниковым Сергеем Петровичем, Писарюк Михаил Тимофеевич со своим штурманом Таченковым Павлом Андреевичем, штурманы Леонид Матвеевич Майоров, Василий Васильевич Шаронов, Иван Иванович Колесниченко, инженеры Александр Никитович Ткаченко, Алексей Васильевич Баронов, Лев Леонидович Кизин, Мефодий Федорович Плахотник, Иван Иванович Уткин, инженер Николай Антонович Турчин, с которым мы вместе летали на самолете ТБ-3 еще в 1934 году… И только нет ни одного из моих штурманов. Георгий Михайлович Рогозин не совсем здоров, не смог приехать, а о судьбе Николая Николаевича Кириллова я вообще ничего пока не знаю.