М. Томас - Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза

Моя любимая учительница ввела в школе чисто меритократическую систему оценок (от нее при желании можно было отказаться). В шестом классе она сменила очень популярного среди учеников учителя, который вел начальный курс алгебры. Он мне активно не нравился, ибо откровенно потакал ученикам и всегда выбирал любимчиков. Сначала новая учительница завоевала доверие класса. Начальный курс алгебры очень сложен, но в нашей школе его преподавали лучше, чем в других. Школа была удобно расположена, и в ней учились умные и сообразительные дети. Самые умные (включая и меня) высказывали недовольство слишком медленным темпом изучения материала. Тогда учительница нашла творческое решение. В начале каждого урока она проводила пятиминутный блиц-опрос и тех, кто получал высокий балл, отпускала во двор делать домашнее задание вместо того, чтобы присутствовать на уроке. Каждый день я приходила в школу на несколько минут раньше начала урока, просматривала материал и получала высший балл за блиц-опрос. Из восьмидесяти дней, что мы изучали алгебру, я присутствовала на уроке всего несколько раз, и чаще всего из-за досадных арифметических ошибок в вычислениях. Это были трудные для меня дни, но я понимала, что таковы правила и учительница имеет право применять их ко всем без исключения. Я воспринимала это как игру. Игра мне нравилась, потому что в ней я была сильнее большинства одноклассников. То, что я иногда проигрывала, свидетельствовало, что игра непроста. Она была достаточно трудна, чтобы держать в постоянном напряжении мое внимание и поддерживать доверие к учительнице.

Однако, столкнувшись с системой, в которой, нажав одну и ту же педаль, ты иногда получал еду, а иногда удар током, я предпочитала уклоняться от игр, воруя вознаграждение у других «крыс». Самое ужасное, что могут сделать родители, – это допустить непоследовательность в воспитании. Такое поведение заставляет ребенка-социопата думать, что родители играют не по-настоящему. В таких случаях социопат вылезет из кожи вон, чтобы обмануть обманщика (в данном случае родителей). Установив жесткие правила с понятными стимулами, родители привили мне полезные навыки, используя при этом мои социопатические черты. Чтобы получить желаемое, мне не приходилось полагаться на непонятные хитросплетения эмоций и сопереживания.

Воспитывая своего ребенка, я, естественно, последую примеру родителей и не стану скрывать от него свои личные интересы, а буду воспитывать только черты, соответствующие моему тщеславию. В таком подходе есть предсказуемость и честность, а это главные предпосылки успешной жизни в реальном мире.

Мне кажется, что в ответ на баловство и капризы дети часто предпочитают отстраненную реакцию взрослых, а не эмоциональные всплески. В моем ровном и неэмоциональном отношении к детям, кажется, есть определенная рациональность. В особенности это действенно, когда они уже настолько сознательны, что начинают понимать: есть эмоции, которые невозможно контролировать (думаю, что большинство осознает это с момента, когда начинает воспринимать эмоциональный мир других людей). Это так успокаивает – рядом человек, который ни на что не реагирует эмоционально.

Однажды моя трехлетняя племянница устроила истерику в церкви, и мне пришлось вывести ее на улицу. Я понимаю, что она раскапризничалась от усталости (все ее двоюродные братья и сестры спали в одной комнате, наслаждаясь отдыхом в выходной день), к тому же сильно возбудилась от суеты и присутствия многочисленных родственников и была немного расстроена тем, что в семье недавно родилась девочка. Я гуляла с ней, пока она не перестала плакать, а потом мы присели на обочине и она занялась изучением муравейника. Я не говорила с ней о расстроенных чувствах и вообще ни словом не упомянула о происшедшем. Когда девочке наскучили муравьи, она попросилась назад, в церковь, и я послушно отвела ее туда. Для племянницы это был сигнал, что я воспринимаю ее всерьез даже после устроенного ею скандала. Когда мы снова уселись на скамью, она попросила почесать ей спинку, хотя до этого несколько дней вела себя со мной отчужденно, а под конец пригласила меня в воскресный детский сад (я вежливо отказалась, сославшись на то, что не помещусь на маленьком стульчике).

Для себя я открыла: дети превосходно сознают, что они рабы своих эмоций, и стесняются, как двенадцатилетние мальчики – эрекции. Они не могут ее контролировать и поэтому меньше всего хотят привлекать к ней внимание. Спрашивать об эрекциях нехорошо. То же самое касается слез. Возможно, однако, что дети в нашей семье предпочитают эмоциональную отстраненность, потому что приставания родственников изрядно им надоели. Как бы то ни было, привязанность племянников и племянниц свидетельствует, что из меня вышел бы не самый плохой родитель даже для ребенка-эмпата.

Но, может быть, у меня родится маленький социопат. Я социопат, но добилась в жизни определенных успехов и знаю, что если у меня будут такие же безжалостные и бесчувственные дети, то у них окажется ровно столько же шансов преуспеть в жизни, как и у всех прочих, если правильно организовать их воспитание и дать возможность научиться добиваться успеха. Тогда с ними все будет в порядке. Описывая социопатку Кэти, Стейнбек пишет, что «так же, как инвалида можно научить пользоваться своим недостатком, чтобы в какой-то узкой области превзойти здорового человека, так и Кэти, пользуясь своей нестандартностью, производила в мире удивительные, болезненные и порой возмутительные вещи». Я знаю, что каким бы социопатом мой ребенок ни родился, он научится обращать слабость в силу. Надеюсь, при правильном воспитании они смогут использовать силу не для того, чтобы совершать нечто возмутительное, а для того, чтобы работать на благо семьи и большого окружающего мира.

Главной моей заботой станет не то, как они отнесутся к миру, а как мир отнесется к ним. Станут ли они отверженными аутсайдерами? Мне ненавистна сама мысль, что им придется затаиться, чувствуя, что никто не принимает их такими, какие они есть, что все считают их пустыми, ни на что не годными людьми – или, того хуже, воплощением зла.

Очень трудно проанализировать коренные причины расстройства. Как узнать, какие гены определяют невидимые глазу биохимические рычаги, приводящие в движение тонкие ментальные механизмы ребенка? Как эти едва заметные сдвиги достигают выраженности развернутой социопатии? Генетики, неврологи, психиатры, психологи и криминалисты работают теперь вместе, по кусочкам собирая информацию, чтобы составить сложный портрет непростого человеческого недуга.

Потенциального маленького социопата психологи часто называют «черство-безэмоциональным», не желая ставить ему диагноз из опасения, что в случае ошибки он может навсегда испортить жизнь как ребенку, так и его родителям. Патологические черты характера маленького социопата почти такие же, как у взрослого: отчетливое отсутствие аффекта, сопереживания и раскаяния. Черствые и лишенные эмоций дети не реагируют на негативный опыт, который учит большинство остальных детей правильному поведению. Пол Фрик, психолог из Университета Нового Орлеана, говорит: «Их абсолютно не волнует, если на них кто-то сердится. Их не трогает то, что они, возможно, задевают чьи-то чувства. Если они могут получить что-то, не проявляя жестокости, то они не будут ее проявлять и в итоге поймут, что этот путь самый лучший».