Александр Нильский - Закулисная хроника. 1856 — 1894

— Да… да… Степанов еще жив!!! Он еще покажет себя!

Степанов был вралем по призванию.

Однажды он дошел до того в завирании, что представил свою собаку феноменом, разговаривающим по-человечески. Дело было так. Перебравшись на дачу, он лишился своего любимого сеттера, заблудившегося в незнакомой ему местности. Об этом грустном для охотника обстоятельстве он подробно рассказывал всем и каждому. Сочувствуя его сокрушению, конечно, при встречах все расспрашивали его о результате неустанных розысков. Но вот как-то является он в театр в ликующем настроении.

— Что это ты такой сияющий? — спрашивает его кто-то из товарищей.

— А ведь пришел мой-то подлец. Сегодня днем сам приплелся.

— Где ж это он пропадал, любопытно?

— В Тентелевой деревне…

— Да как же ты об этом узнал, если он сам явился?

— Да вот так и узнал… от него…

— От него? — изумился собеседник. — Полно тебе врать.

— Чего врать? — обиделся Степанов. — Он ведь у меня особенный. Мне за него десять тысяч предлагали, да я не продал.

— Да как же он тебе мог сказать? Разве собаки говорят?

— Вот у других не говорят, а моя говорит; когда вернулась, я ее строго спросил: «где ты, проклятая, шаталась?» — а она явственно и вместе с тем жалостливо и говорит: «в Тен-те-ле-вой».

Подобных анекдотов о Степанове сохранилась масса. Иногда он очень ловко вывертывался, когда заходил слишком далеко и говорил очевидные нелепости. Например, предлагают ему в знакомом доме папиросу. Он отказывается, заявляя:

— Я курю только свой. Привычка — великое дело…

— Попробуйте наших! Отличный табак, мне его высылают по шести рублей за фунт.

— По шести? Только-то?

Гостеприимный хозяин опешил.

— Да, по шести… и я нахожу его лучшим.

— Вы бы моих папирос попробовали, так не сказали бы, что ваши лучшие.

— Не смею спорить, однако, позвольте полюбопытствовал, как велика цена вашему табаку.

— Шестьсот рублей фунт.

— Это необычайная. О такой диковине я не слыхивал…

— Приезжайте ко мне, попотчую.

— Благодарю вас, но, право, мне не верится, чтоб существовал табак такой баснословной цены. Откуда он у вас?

— Прямо из Турции выписываю.

— По шестисот рублей за фунт? — продолжал переспрашивать ошеломленный хозяин.

— Да, по шестисот.

Но вдруг Степанов спохватился, что слишком уж пересолил. На минуту сконфузился и вновь развязно добавил:

— По шестисот, это верно, но только я не предупредил вас, что табак доставляется мне вместе с золотом. В ящике лежит пласт золота и пласт табаку, потом опять пласт золота и пласт табаку и т. д. Конечно, рубликов на пятьсот девяносто одного золота составится.

Вот каким несообразным шутником был покойный Петр Степанович Степанов, неприметно промелькнувший на театральном горизонте Александринской сцены.

XL

Выходные актеры. — Их положение и значение в театральном механизме. — Три иностранца. — Свита Фортинбраса. — Антонолини. — Акгер Рупини. — Его письмо к режиссеру. — Актер Розенштрем. — Страсть к поэзии. — Меланхолическое стихотворение Розенштрема и веселый ответ на него Жулева. — Анекдоты про Розенштрема.

Перебирая в памяти товарищей, припоминаю типичные фигуры некоторых выходных актеров старого доброго времени, когда даже эти скромные закулисные работники были по-своему оригинальны и примечательны. В старину это были люди особого склада идей и рассуждений, горячо преданные театру и отнюдь не относившиеся к своему скромному положению на сцене, как к ремесленному занятию. Наоборот, они считали себя не последней спицей в колеснице и делали это вполне резонно. Ведь для исполнения даже самой маленькой роли требуется дарование. Случается часто встречать актеров, изображающих специально лакеев так неподражаемо хорошо, что признанные таланты откажутся от соревнования с ними в этих «мелких» ролях. Выходной актер действительно не последняя спица в колеснице. От него очень зависит успех той или другой сцены пьесы, в особенности классической, где массовое движение имеет большое значение. Большой актер играет, маленький — подыгрывает, следовательно последний представляет из себя немаловажную пружину театрального механизма.

В шестидесятых годах в нашей труппе все небольшие роли исполнялись тремя актерами, носившими иностранные фамилии: Антонолини, Рупини и Розенштрем. Их так и называли «три иностранца», хотя они по воспитанию и по образу мыслей были совершенно рисскими. Их имена ежедневно пестрели на афишах и всегда почему-то вызывали улыбку зрителей, в особенности когда, как, например в «Гамлете», они стояли рядом в ролях свиты Фортинбраса. Антонолини считался предводителем этой «свиты». Ему поручалось всегда вносить «оживление» в толпу статистов, что он и делал с величайшим усердием, достойным лучшего назначения.

Антонолини признавали за весьма интересного человека. Установиться этому мнению помогало то, что он был чрезвычайно благообразен, обладал приятными манерами, был изысканно деликатен и приличен, чем не всегда могли щегольнуть актеры одного с ним положения. К нему товарищески относились многие из первосюжетных артистов. Сам он саркастически смотрел на свое амплуа, но совершенно покойно мирился с ним сознавая незначительную наличность своего сценического дарования.

Ему очень хорошо удавались роли слуг. А в драме Н. А. Потехина «Быль молодцу не укор» он имел неимоверно большой успех, имитируя известного капельмейстера Иоганна Штрауса, в то время только что прославившегося в Петербурге. По ходу, одна из декораций изображала Павловский вокзал с эстрадой, на которой появлялся Антонолини с оркестром, дирижируя которым он так безукоризненно подражал оригиналу, что на долю копии выпадали такие же шумные аплодисменты, как и самому «королю вальсов».

Наружность Антонолини была, как говорится, «благодарная». Он был необычайно моложав. Имея более пятидесяти лет от роду, он казался юношей лет двадцати шести-семи…

Умер он одиноким, в сиротливой обстановке; похоронен любившими его товарищами, из которых один, Г. Н. Жулев (Скорбный поэт), на могиле его разразился экспромптом. Указывая на пасмурное в тот день небо и на моросивший во время похорон Антонолини дождь, он сказал:

…Нет ни денег, нет ни хлеба,И мрачна сама мне твердь!Плачет праведное небо,Видя праведника смерть.

Актер Рупини ничем особенным не выделялся. Про него только и можно сказать, что он был примерным тружеником на сцене и очень добрым человеком в жизни. Он мирился с своим скромным закулисным положением ради материальных расчетов, но в душе питал к своему артистическому дарованию большое уважение. Ему всегда казалось, что его «затирают». Он считал себя комиком и долго еще после отставки появлялся на кое-каких маленьких загородных сценах в ответственных комических ролях, что доставляло ему немалое удовольствие. Воспоминания о нем ограничиваются одним его письмом к режиссеру Воронову, в котором он хотел уведомить свое ближайшее начальство о своей болезни, не позволяющей ему быть вечером на спектакле и выступить в качестве гостя в комедии «Горе от ума». Об этом он доложил так: «Милостивый государь Евгений Иванович! Уведомляю вас, что вследствие зубной боли сегодня я никак не могу быть на балу у Фамусова, о чем очень сожалею. С почтением…» и пр. [47]