Александр Бек - Талант (Жизнь Бережкова)

- Но почему же? Я старался, чтобы гайка была легче.

- Напрасно. Незачем мудрить, когда существуют стандартные размеры. Переделайте.

Ниланд отвернулся, показывая, что разговор окончен.

Бережков посмотрел на карандашный эскиз, что лежал рядом с его перечеркнутой работой, и рискнул снова сказать:

- А не тяжеловата ли будет ваша гайка?

- Не беспокойтесь. Занимайтесь тем, что вам указано.

- Но мне все-таки кажется...

- Что вам, молодой человек, кажется? - повысив голос, перебил Ниланд.

В комнате кое-кто оглянулся.

- Мне кажется, - не смутившись, продолжал Бережков, - что ваша гайка как-то не гармонирует с изящными формами, которые свойственны современной авиации.

- Не знаю, что вам представляется изящным. Я не употребляю таких слов.

- Не смею сомневаться. Но, если угодно, я могу...

Ниланд, побагровев, вскочил.

- Прошу не иронизировать! - гаркнул он. - Вы, молодой человек, приглашены сюда не для того, чтобы меня учить.

Разговоры в комнате обычно шли вполголоса. Теперь все повернулись на окрик. Ниланд схватил объемистый потрепанный машиностроительный справочник, что лежал около него, и хлопнул этой книгой по столу.

- Я указал размеры на основании этого труда. Возьмите. Потрудитесь убедиться, что это общепринятая гайка.

- Поэтому-то она и не годится, - ответил Бережков. - В авиационном машиностроении употребляются другие гайки.

- Что? Может быть, вы мне их покажете?

- Пожалуйста. Сейчас вы их увидите...

Бережков знал, что еще со времен Жуковского рядом с аэродинамической лабораторией существовал небольшой музей или, вернее, зародыш будущего музея по истории авиации. Там, между прочим, хранилось несколько авиамоторов разных марок. И хотя эти моторы давно устарели, но и в них применялись - Бережков ясно это помнил - легкие гайки.

Он отправился туда и, улучив минуту, втихомолку отвернул несколько гаек, спрятал в карман и принес в комнату АДВИ. Гайки были положены на стол инженера Ниланда рядом с перечеркнутым чертежом Бережкова. Дальше спорить не приходилось. Чертеж Бережкова и гайки с разных авиационных двигателей были подобны по характеру. Два-три сотрудника подошли будто по иным делам, взглянули. Ниланд надулся и молчал. С того дня он невзлюбил Бережкова.

5

Так началась служба Бережкова. Через год он был уже не младшим чертежником, а полноправным конструктором АДВИ.

В своем рассказе Бережков не мог припомнить всех дел, которыми занимался в этот год. "Из меня попросту перло!" - восклицал он. Ему достаточно было услышать, что институту поручено разработать что-нибудь трудное, серьезное, требующее солидного срока для выполнения, - и через три-четыре дня он предлагал свое решение, свой чертеж. Дорвавшись после нескольких непутевых годов до чертежной доски, до создания - пусть пока на ватмане - авиационных моторов, он чувствовал, что наконец нашел себя, чувствовал, что из него, словно из артезианской скважины, достигшей водоносного пласта, хлынул фонтан конструкторского творчества.

Случалось, что в чертежах, которые он приносил в институт, обнаруживались ошибки, просчеты, неверные разрезы. Нередко бывало, что его били в спорах, били высшей математикой, ссылками на исследования, которых он не знал. Для того чтобы идти в ногу с инженерами, конструкторами АДВИ, чтобы не уступать им в эрудиции и, главное, чтобы вооружить себя для творчества, Бережкову пришлось упорно работать. Дома он ночами просиживал над сочинениями классиков механики и теплотехники. Овладевал языками. Курс Шелеста "Двигатели внутреннего сгорания" выучил назубок, мог цитировать наизусть.

Я уже отмечал, что Бережков не любил жаловаться на трудности жизни. О том, сколько пришлось ему наверстывать, поступив в АДВИ, об его "адской" работоспособности, о том, как он порой почти не спал две-три ночи подряд, оставаясь тем же неизменно шутливым, бодрым, в полной "рабочей форме", я узнавал от его друзей, от сестры, от сослуживцев. Но не от самого Бережкова.

За один год он прошел следующие служебные ступени: младший чертежник, чертежник-конструктор, младший инженер-конструктор.

Примерно в это время институт получил заказ Военно-Воздушного Флота: спроектировать нефтяной мотор для авиации.

Эту конструкцию опять начертил Бережков. И опять без прямого поручения, раньше своих товарищей. Ни одно настоящее, серьезное задание, ни одно стоящее дело, которое затевалось в те годы в институте или около института, не оставляло его равнодушным. Жадный, он хотел все охватить, объять, ко всему приложить руки.

С благословения Шелеста, по чертежам Бережкова стали строить авиационный нефтяной двигатель "Аврора".

Мотор "АИШ" строился на заводе "Икар"; "Аврора" - на заводе "Прометей", который был в те времена полукустарной мастерской для ремонта автомобилей. Бережков ездил туда каждый день, сам вынимал теплые отливки из формовочной земли, следил за обработкой на станках, уносил, как трофеи, готовые детали в кладовую и прятал их под замок, шутил, сердился, очаровывал, подгонял и подгонял.

Рассказывая об этом, Бережков опять искал слов, чтобы изобразить, с каким нетерпением, с какой страстью конструктор ждет, торопит необыкновенную минуту, когда он увидит наконец чертеж ожившим в материале, превратившимся в машину, какой еще не существовало на земле.

Эта минута настала, машина была выстроена. И что же? Поломки замучили автора, замучили завод. Бережков бился много месяцев, но так и не смог довести мотор. Его "Аврора", в которую он, казалось, вложил весь свой темперамент и талант, вошла под каким-то номером в печальный список неудавшихся, мертворожденных моторов. Такая же судьба постигла и мотор Шелеста. Машину долго не удавалось запустить, а после запуска пошли неисчислимые поломки. Безуспешная борьба длилась почти год, потом мотор вынесли в заводской сарай, словно на кладбище.

Все другие попытки оканчивались тем же. Ни один конструктор, ни один завод нашей страны все еще не могли дать авиации серийного отечественного, советского мотора.

- Но почему же? - допытывался я у Бережкова.

- Доводка! - воскликнул он в ответ. - Это слово известно на любом заводе, выпускающем машины. В нашей стране давно строили паровозы, локомобили, корабли, производились отличные артиллерийские орудия, и каждая новая конструкция требовала доводки. Но мы еще не знали, что такое доводка авиационного мотора. Еще не понимали, что конструктор должен обладать не упорством, а ультраупорством, ультравыдержкой, чтобы довести авиационный мотор. Доводка - вот что резало нас.

6

Для создания отечественного авиационного мотора требовались новые и новые усилия. Работа велась в конструкторских бюро нескольких заводов и в научных институтах.