Альфред Штекли - Джордано Бруно

Мочениго испугался. Нет, нет, он совсем такого не хочет! От упреков перешел к просьбам, льстил, угодливо улыбался, бог весть чего не сулил. Но почему бы учителю не поделиться частью своих секретов с человеком, на преданность и благодарность которого он может вполне рассчитывать? Мочениго уже тридцать четыре года. Ему не терпится постичь тайны сверхъестественного. Ведь каждому, кто знает Ноланца, ясно, что он проник в самую сокровенную природу вещей, что в его руках ключ к великому могуществу!

Но Джордано не поддается ни на страстные призывы Мочениго, ни на лесть. Существуют знания, которые легко обратить во вред людям. Поэтому обладать ими должны только те, кто нравственно чист несправедлив, кто дает себе отчет во всех допустимых и недопустимых последствиях применения таких знаний. Некоторые науки, как меч, благотворны в руках достойного человека и опасны в руках бесчестного.

О нравственном облике своего покровителя Ноланец невысокого мнения. Учить его он будет только тому, чему обязался.

Он, выходит, останется в дураках! Как добиться от Бруно желаемого? Синьор Джованни полон сомнений. А тут еще духовник со своими советами. Тот давно уже приглядывался к Ноланцу, говорил с женой Мочениго, расспрашивал слуг. Он знает обо всем, что творится в доме. Как вел себя Бруно, когда мальчишка-слуга чем-то его рассердил? Он изрыгал чудовищные проклятия и показывал кукиш. Кому? Небу! Долго еще будут пригревать здесь этого богохульника? Исповедник настойчиво советует своему духовному сыну донести на Ноланца Святой службе.

Неужели он, Мочениго, попал впросак? С головой залез в опасную затею без всяких гарантий успеха! Выбросил на ветер деньги да еще и рискует навлечь на себя подозрения в укрывательстве еретика? Может быть, Ноланец вообще ни с кем не делится своими секретами? Как он показал себя в Германии?

Чотто собирался на ярмарку во Франкфурт. Мочениго обратился к нему с просьбой. Он его очень обяжет, если хорошенько разузнает, что думают о Бруно немцы.

С нетерпением ждал он возвращения Чотто. Как только тот приехал, пошел к нему в лавку. Рассказ книготорговца его расстроил. И в Германии нашлись люди, которые ждали от Бруно большего, чем он давал. Они обманулись в своих надеждах! Думали овладеть важными секретами, а получили одну философию. Какая ему, Мочениго, корысть с того, что во Франкфурте все хвалят таланты Ноланца!

Хорошо духовнику советовать: выдай, мол, еретика Святой службе! Но разве может он позволить себе такую роскошь, когда столько потратил на Бруно. Засадить в тюрьму нечестивца он всегда успеет, но тогда плакали его денежки! Нет, он прежде испытает все средства. Так легко он от своего не отступит. Если не уговорами, то силой, но он заставит Ноланца открыть ему секреты!

Он не подавал и виду, что затаил в сердце злой умысел, подкупал Бруно знаками внимания, удвоил любезность, был щедр на обещания. Бруно не замечал притворства. Занятия с Мочениго отнимали у него мало времени, большую часть дня он сидел над своими рукописями, а когда уставал, то бродил по городу и наведывался в книжные лавки.

Однажды Чотто передал ему приглашение: Андреа Морозини, знатный вельможа, видный ученый, историк и политик, просил его прийти. Образованнейшие люди Венеции сходились у Морозини. Собрания, где обсуждали разнообразные научные и литературные темы, прослыли на всю Италию. Чотто согласился сопровождать Бруно. Их встретили очень хорошо. С тех пор Джордано часто по вечерам направлялся в приход святого Луки, в красивый дом на Большом канале.

Они с Мочениго не избегали бесед и о политике. Бруно хвалил Венецианскую республику, но выражал недоумение, как это она при всей своей мудрости позволяет монашеским орденам сохранять в своих руках такие огромные богатства. Ныне в монахи идут одни ослы. Поэтому разрешать им пользоваться такими богатствами непростительный грех. Надо сделать так, как во Франции, где доходами монастырей пользуются дворяне, а монахи сидят на похлебке. Пора прекратить их дурацкие диспуты.

Ноланец сурово порицал политику церкви… Она не держится тех установлений, которые сама провозгласила. Апостолы обращали язычников в христианство проповедью и примером добродетельной жизни. А теперь действуют не любовью, а насилием. Кругом царит невежество, нет ни одной сколько-нибудь стоящей религии. Кальвинистская вера еще хуже, чем католическая. Но и католичество нуждается в коренном исправлении. Мир погряз в величайшей порче. Так дальше продолжаться не может, скоро настанут решительные перемены.

Бруно возлагал большие надежды на Генриха Наваррского. Хотя тот не мог похвастаться особыми успехами, Джордано тем не менее высказывал уверенность, что Генрих в недалеком будущем одолеет врагов, умиротворит и объединит Францию. Эта победа окажет огромное влияние и на другие страны. Католичеству будет нанесен сокрушительный удар. Папство будет вынуждено и в Италии Отказаться от религиозного террора. Ноланец вернется тогда на родину, сможет жить и говорить свободно!

Как проявит себя недавно избранный папа? Повсюду велись разговоры о том, что на пороге — значительные перемены к лучшему. И в старом палаццо Мочениго, и в кружке Морозини, и в книжных лавках Джордано постоянно слышал: Ипполито Альдобрандини неспроста принял имя Климента — «милостивого».

Его понтификат будет отличаться мягкостью? Но ведь и противник Альдобрандини, кардинал Сан-северина, чуть было не выбранный папой, тоже хотел назваться Климентом. А насчет милостей, которые бы он, один из столпов Святой службы, уготовил пастве, сомневаться не приходилось.

Слухи о покровительстве нового папы ученым становились все настойчивее. Климент намерен собрать вокруг себя прославленных философов и писателей! Он так любит талантливых людей, что готов даже смотреть сквозь пальцы на некоторое вольномыслие.

Благодатная тема для острословов! Но вдруг по всей Италии разнеслась поразительная новость. Климент зовет к себе Франческо Патрици! Какие доказательства еще нужны маловерам и скептикам? Приехав в Венецию, Патрици подтвердил, что папа приглашает его в Рим читать лекции. Философ, за которым давно упрочилась недобрая слава, всенародно обласкан его святейшеством! Папа в самом деле очень ценит одаренных людей.

Этому настроению поддался и Бруно. Он позволял себе весьма резко отзываться о работах Патрици, но лучше других видел, насколько его идеи расходятся с учением церкви. Он-то ведь знает, что Патрици философ и ни во что не верует! Бруно даже поспорил с Мочениго. Тот с обычным апломбом утверждал, что Патрици добрый католик. Для Мочениго это простительно: он ничего не смыслит в философии.