Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина
Однако здесь, на острове Уайт, наконец-то складывается у Тургенева в голове образ Базарова в задуманном произведении «Отцы и дети». «Я начал понемногу работать, – писал Тургенев Е.Е. Ламберт, – задумал новую большую повесть – что-то выйдет?» Именно здесь, на острове Уайт, в Вентноре, был составлен «Формулярный список действующих лиц новой повести», где под рубрикой «Евгений Базаров» Тургенев отмечал: «Нигилист. Самоуверен, говорит отрывисто и немного – работящ. – (Смесь Добролюбова, Павлова и Преображенского). Живет малым; доктором не хочет быть, ждет случая. – Умеет говорить с народом, хотя в душе его презирает. Художественного элемента не имеет и не признает».
Мария Маркович все-таки не приехала. Расстроенный и ничего не понимающий Тургенев в последний день пребывания на острове Уайт послал ей разочарованное письмо: «Я уезжаю завтра в Лондон, любезная Мария Александровна, а оттуда во вторник вечером отправляюсь в Париж, где останусь середу, четверг и пятницу. В субботу я уезжаю в деревню к Виардо. Если можете, приезжайте в Париж в один из этих трех дней. Стоять я буду по-прежнему – rue Laffitte, hotel Byron. Сохраняю Ваше предусмотрительное письмо, как нечто необыкновенно фантастическое: можно дать тому большие деньги, кто в состоянии понять из него, что Вы сами намерены делать – и чего желаете от другого. Вы являетесь мне в виде темного Сфинкса, около которого беспрестанно сверкают телеграммы, столь же непонятные. Шутки в сторону, я очень желаю Вас видеть, хотя уже почти потерял на это надежду. Если Вам почему-нибудь нельзя будет приехать в Париж, напишите мне по вышеизложенному адресу».
* * *
Наконец Мария Маркович приехала в Париж и осталась там надолго. Тургенев всячески опекает ее и помогает ей во всем – обустраивает жилье, оплачивает счета и т. д. Это явствует из его письма Герцену: «Любезнейший Александр Иванович, я как только получил твое письмо, переданное мне Delavo’ном – немедленно вручил его Марье Александровне, которая также немедленно хотела ответить тебе. Мне с ней было хлопот немало, надо было ее вывести на свет божий из омута фальшивых отношений, долгов и т. д., в котором она вертелась. Муж ее незлой и честный даже человек – но хуже всякого злодея своим мелким, раздражительным, самолюбивым и невыносимо тяжелым эгоизмом… Я решился, чтобы зло пресечь, поместить М<арью> А<лександровну> в пансион, где она за 175 фр. в месяц имеет всё готовое, отправить супруга в Петербург, где его ждет место, приготовленное Ковалевским, привести в известность все долги – и тем самым приостановить их – а отчаянного и скверно воспитанного – но умного мальчишку, сына М<арьи> А<лександровны, отдать здесь в institution – для вышколения. Но супруг, живший доселе деньгами и долгами жены, не иначе соглашается ехать из Гейдельберга, как простившись с нею и с сыном – там: и вот она туда поскакала на 2 дня, что ей будет стоить франков 300. По крайней мере она отвезет ему деньги на отъезд и приведет долги его в Гейдельберге в ясности, т. е. возьмет их на себя» (Куртавнель, 1860 год).
Неизвестно, зачем спешно поехала Маркович в Гельдельберг – чтобы успокоить мужа, как она уверяла Тургенева, или чтобы «соблазнять юного Пассека», как утверждал позднее Герцен. Тургенев так занят делами этого «прекрасного существа», что даже отказывается от приглашения Виардо, что никогда не случалось с ним раньше: «Дорогая госпожа Виардо, к сожалению, мне невозможно поехать в Куртавнель – сегодня у меня свидание с поляками, которое я не могу отменить, а завтра я отправлюсь по делам в Бельфонтен и должен вернуться во вторник. Возвращайтесь поскорее и скажите Виардо, чтобы он незамедлительно привез сюда все ваше семейство; погода портится, и оставаться за городом ни к чему. Тысяча приветов всем» (16 октября 1860 года).
А что же с творческими планами Тургенева? Уже 30 сентября 1860 года он пишет Анненкову из Парижа: «…Скажу Вам несколько слов о себе. Я нанял квартиру в Rue de Rivoli, 210 и поселился там с моей дочкой и прекраснейшей англичанкой-старушкой, которую бог помог мне найти. Намерен работать изо всех сил. План моей новой повести готов до малейших подробностей – и я жажду за нее приняться. Что-то выйдет – не знаю, но Боткин, который находится здесь… весьма одобряет мысль, которая положена в основание. Хотелось бы кончить эту штуку к весне, к апрелю месяцу, и самому привезти ее в Россию».
Тургенев все лето в переездах, встречах с друзьями и «прекрасной женщиной» Маркович, и в то же время уже в мельчайших деталях готов его план романа «Отцы и дети»?! Видно, и правда, как утверждал Анненков, он работал над своими произведениями всегда – и когда общался с друзьями, и когда отдыхал, и когда путешествовал. Уж так был устроен его великий мозг, недаром он был почти в полтора раза больше, чем мозг обычного человека.
В это время распространились слухи о том, что «покорительница мужских сердец» Маркович продолжает преследовать юного Пассека и в его благопристойной семье назревал крупный скандал. Об этом Тургеневу сообщает в своем письме Герцен, но тот не хочет верить, защищает свою подопечную и возмущенно парирует: «Я могу тебе поручиться, что М<ария> А<лександровна> Маркович вовсе не Цирцея – и не думает соблазнять юного Пассека. Влюблен ли он в нее – это я не знаю, но она никак не заслуживает быть предметом материнского отчаяния и т. д. и т. д. По-видимому, город Гейдельберг отличается сочинением сплетней» (4 ноября 1860 года).
Однако Герцен настаивает на своем и смеется над необыкновенной наивностью и доверчивостью Тургенева: «9 ноября н. ст. 1860 г. Герцен писал Тургеневу: «Далее (свято между нами). Die Liebe muss sein Platonisch («Любовь должна быть платоническою» – цитата из стихотворения Гейне «Sie sassen am Theetisch») – мы это знаем. Но М<ария> Ал<ександровна> жила вместе и ездила вместе с молодым человеком и все aristotelisch (по-аристотельски, т. е. не платонически), я знаю верно… Пишу это к одному тебе, потому что мне смешно, что ты на практике и сегодня не такой психолог, как в «Накануне».
* * *
Тургенев мечется между привязанностями к двум женщинам: длительной
