Пауль Шмидт - Переводчик Гитлера

Муссолини и Чиано были в Зальцбурге 29 и 30 апреля 1942 года во время «Зальцбургских сезонов» и имели беседы с Гитлером и Риббентропом в апартаментах бывшей епископской резиденции иногда по двое, а иногда и вчетвером.

Когда они разбивались по парам, я переводил для Чиано, так как он совсем не знал немецкого, а Муссолини и Гитлер беседовали с глазу на глаз. Как известно, зима 1941-42 годов принесла первые трудности в русской кампании. Нас остановили перед Москвой, и нарастало возмущение народа плохой поставкой зимнего обмундирования для армии. Вдруг начали собирать меха у гражданских, а лыжники принялись сдавать свое лыжное снаряжение, поэтому у непредубежденного человека складывалось очень плохое впечатление об отсутствии предусмотрительности со стороны вождей Германии. В своих беседах с итальянцами Гитлер и Риббентроп замалчивали эти и подобные неурядицы. Для этой цели заводилась новая «граммофонная пластинка» и проигрывалась Риббентропом при повышенной громкости. «Гений фюрера победил русскую зиму», «Германия нажмет на юг России и заставит Советы капитулировать, лишив их нефтяных ресурсов», «Англичане осознают, что лучше бы им согласиться заключить мир», «Америка? это большой блеф», «Франция ненадежна». Такими были темы зальцбургских фантазий.

В своей дневниковой записи, датированной 29 апреля 1942 года, Чиано живо описывает такую сцену: «Гитлер говорит, говорит, говорит. Муссолини, который привык говорить сам и должен почти все время молчать здесь, страдает. На второй день, после обеда, когда уже сказано все, что можно сказать, Гитлер продолжает говорить час сорок минут о войне и мире, религии и философии, искусстве и истории. Муссолини машинально поглядывал на часы, я думал о своем… После мужественной борьбы со сном генерал Йодль стал клевать носом. Кейтель оказался не слишком стойким, но умудрялся держать голову прямо, так как сидел слишком близко к Гитлеру, чтобы иметь возможность следовать своим желаниям. Эти бедные немцы? им приходится терпеть такое каждый день, а ведь, вероятно, нет ни слова, ни паузы, ни жеста, который они не знали бы наизусть». Как переводчик я, конечно, могу подтвердить это последнее высказывание, потому что моя работа становилась существенно легче благодаря проигрыванию «сезонных пластинок».

На следующий год зальцбургских «представлений» Чиано не пришлось скучать. Муссолини его отстранил и отправил послом в Святую землю, к большой радости Гитлера и Риббентропа, от которых Чиано не скрывал свое все более критическое отношение к немецкой политике. На одном из вошедших в моду политических процессов он был приговорен к смерти и казнен 23 декабря 1943 года за роль, которую сыграл в свержении Муссолини.

В начале апреля 1943 года Муссолини появился со своим новым дипломатическим советником Бастиани, являвшим полную противоположность Чиано? серьезным, почти угрюмым, спокойным и сдержанным в разговоре. Повторились сцены предыдущего года, так метко описанные Чиано; единственным новым элементом стал тот интересный факт, что теперь Муссолини категорически выступал за соглашение с Советским Союзом. «Победить Россию мне представляется невозможным,? сказал он.? Поэтому лучше пойти на компромисс при заключении мира с Востоком и развязать руки на Западе».

Антонеску, который встретился с нами через два дня после отъезда Муссолини, придерживался совершенно противоположного мнения. «Все наши силы против Востока»,? таким был его совет. Таким образом, он выступал за заключение сепаратного мира с западными державами.

Четыре дня спустя после визита Антонеску, 16 апреля 1943 года, появился Хорти. У меня мало сведений о его беседе с Гитлером, так как мне не пришлось ее переводить и Хорти возражал против моего присутствия в качестве составителя отчета. Перед разговором с этим правителем Гитлер сказал мне: «Я хочу, чтобы Вы были здесь сегодня, когда я буду говорить с Хорти, тогда у нас будет наш непредвзятый отчет, иначе Хорти исказит все, что я скажу». Но когда Хорти прибыл, то посмотрел на меня весьма неодобрительно и сказал Гитлеру: «Я считал, что мы будем говорить наедине, без свидетелей»? и меня отослали. Я никогда не жалел, что удалось избавиться от скучной и утомительной работы.

До конца месяца у нас в Клессхайме побывало еще два гостя? Тисо («Когда я устаю, то съедаю полфунта ветчины») и Павелич («Поглавник»), глава Хорватии. «Никогда мэра городка не принимали с почестями, достойными главы могущественного государства»,? так комментировали последний визит в кулуарах замка Клессхайм: к тому времени партизаны уже захватили почти всю Хорватию, поэтому власть «Поглавника» едва ли распространялась на единственный город Аграм.

Летом 1942 года ставка Гитлера была перенесена на Украину. В двух часах езды находилась «полевая ставка» Риббентропа, который всегда считал, что должен быть рядом с Гитлером после начала русской кампании. Гитлер следил за тем, чтобы Риббентроп не находился слишком близко, «дабы он не беспокоил меня постоянно своими делами».

В Восточной Пруссии Риббентропу тоже пришлось устроиться на некотором расстоянии от ставки Гитлера. Он остановился недалеко от Ангебурга в замке Штайнорт, принадлежавшем семье Леидорф, а большая часть его подчиненных жила и работала на противоположном конце Швентцайтзее в отеле «Эгерхохе», построенном для проведения парусных гонок на льду во время зимней Олимпиады. Расстояние между двумя подразделениями? одно в Восточной Пруссии, другое на Украине? заставляло терять много времени.

Риббентроп, не имевший опыта в управлении каким-либо департаментом, вызывал официальных лиц министерства иностранных дел то в Восточную Пруссию, то на Украину по самым тривиальным поводам, а потом заставлял их болтаться там целыми днями без дела. Это была фантастическая потеря времени, стоившая трудовых затрат и ненужного расхода горючего.

Послов иностранных государств тоже часто вызывали в штаб-квартиру, и, так как многие из них недостаточно хорошо говорили по-немецки, мне приходилось совершать много поездок на Украину. Для этой цели был подготовлен специальный поезд со спальными вагонами, так называемый «служебный поезд», который выезжал из Берлина каждый вечер. Зимой он отходил пораньше, чтобы не попасть под воздушный налет. На следующее утро «служебный поезд» прибывал в Варшаву, в Брест-Литовск? в полдень, а к старой советско-польской границе? вечером. Отсюда из-за партизан и частых повреждений железнодорожного пути этот роскошный поезд черепашьими шагами передвигался до Винницы, куда прибывал на следующее утро. Но иностранным дипломатам приходилось в три часа утра сворачивать на Бердичев и два часа ехать на машине до полевой штаб-квартиры Риббентропа. Он принимал их в одиннадцать часов, обедал с ними в полдень, и все вместе они вылетали в час дня в штаб Гитлера. Здесь разговор начинался часа в три-четыре и продолжался час или два. Затем им приходилось возвращаться на машине в полевую ставку Риббентропа, где они ужинали, отбывали в полночь в Бердичев и в два часа ночи попадали на «служебный поезд», возвращавшийся в Берлин. Двумя сутками позже в восемь утра они прибывали в Берлин. Таким образом, ради короткого совещания с Гитлером, почти всегда по банальным и незначительным вопросам, послы или другие важные персоны три дня и четыре ночи проводили в пути. Этот пример характерен для методов, которые предпочитали Гитлер и Риббентроп. Не только послы и я, но обычно и сопровождающие из протокольного отдела участвовали в поездках. В некоторых случаях, как, например, когда новый турецкий посол предъявлял свои верительные грамоты, к «служебному поезду» прицепляли целый дополнительный салон-вагон с сопровождающими, и государственный министр Майснер в качестве церемониймейстера Гитлера должен был лично сопровождать гостя.