Рагнар Квам - Тур Хейердал. Биография. Книга I. Человек и океан

Как бы то ни было, Тур едва опомнился после поездки, как ему уже не терпелось начать работу по доведению добытых им «обширных материалов до сведения общественности». Как только у него выдавалась свободная минутка, он шел в Университет Джона Хопкинса, — продолжалась шлифовка его труда о связях индейцев и полинезийцев. Однажды его пригласили выступить перед выходцами из Норвегии на подворье норвежской церкви в Балтиморе. Когда Хейердал под бурные аплодисменты закончил свой доклад, к нему подошел высокий крепкий человек и предложил место клерка на городской судоверфи. Тур немедля согласился. С этого дня он стал получать зарплату, соответствующую 1000 норвежских крон в месяц. Но самым большим преимуществом этой должности было то, что теперь у него появился собственный кабинет, и со временем, освоившись со своими обязанностями, он смог использовать часть рабочего времени для занятий.

В Балтиморе супруги Хейердал впервые за много лет получили возможность пожить нормальной жизнью. Вместе с парой, приехавшей из Бергена, они жили в доме на две семьи в хорошем пригородном районе. У них появились друзья, которые стали приглашать их в выходные на автомобильные прогулки. Они завели собаку и постепенно стали превращаться в рядовых жителей американского предместья.

В этой идиллии война, казалось, отошла на второй план. Общественное мнение в отношении норвежцев понемногу менялось, до американцев с опозданием дошли сведения, что население Норвегии не поддерживает Видкуна Квислинга и что, напротив, его имя стало в норвежском народе синонимом предателя.

Восемнадцатого октября Тур написал своим родителям: «Дорогие и любимые мама и отец! Мы с нетерпением ждем весточки от вас, уже давно вы ничего нам не писали. <…> Война для нас стала чем-то далеким и невообразимым, лишь рассказом, который мы слушаем по радио, и мы очень счастливы, что были эти два последних года в Америке, а не в Европе». Желание записаться добровольцем и отправиться на войну тоже угасло. «Работа занимает большую часть моего времени, и так, наверное, будет, пока не пройдет зима и мы не накопим достаточно денег, чтобы строить новые планы. Конечно, мы останемся в Америке, пока идет война, но как только в Европе снова установится мир, мы обязательно вернемся домой».

Документы иммигрантов позволяли семье Хейердал остаться в США навсегда, «но мы не станем жить нигде, кроме как в нашем домике в Гудбрандсдалене! Надеемся, что ждать придется недолго, когда мы все снова будем вместе!»

Каждое утро сосед подвозил Тура на работу. Лив занималась домом и радовалась, что маленький Тур вырос из подгузников, а у Бамсе появились первые зубы.

Но находились поводы и для беспокойства.

В тот же день, когда Тур отправил письмо домой, Лив написала письмо своим родителям в Бревик. Воскресное утро, восемь часов, а дети уже два часа как на ногах.

«Они действительно самые беспокойные и дикие дети на свете, — вздыхает она и добавляет: — Но я и не могла ожидать чего-либо лучшего».

Возможно, в этих словах проявилось чувство юмора Лив, но, тем не менее, в них чувствуется и боль. Она смотрит на спальню, где Тур все еще спит, и пишет: «а мои дети встают в шесть часов утра».

Ну да, у него выходной, и он имеет право выспаться. Однако очевидно, что ответственность за детей все больше и больше ложится на Лив. Она ощущает это как тяжкое бремя, ведь у нее, как и у Тура, есть тяга к самовыражению, она хочет продолжить образование. К тому же она, в отличие от Тура, не очень довольна кругом их общения: «Мы общаемся здесь почти исключительно с норвежцами». Связанная обязанностями хозяйки дома и тесными рамками местного общества, она может лишь мечтать: «То, что больше всего меня привлекает в Балтиморе — это обширная университетская библиотека, и сейчас я углубляюсь в историю инков, ацтеков и майя. Хотелось бы иметь возможность изучать археологию, но после того, как я прибавила к населению мира двух мальчишек, мне, пожалуй, следует вместо этого попытаться воспитать их как следует, хотя мое собственное воспитание не имеет пока какого-либо видимого влияния. Самые наилучшие пожелания вам обоим. <…>»

Археология! Инки и майя!

Жизнь с Хейердалом, конечно, определенным образом влияла на Лив.

Но если не могла Лив, то Тур, при любом раскладе, должен был учиться. «Я надеюсь, что Тур сможет продолжить свои занятия», — смиренно пишет она.

Лив рассказывает, что Тур познакомился с профессором Университета Джона Хопкинса, который «всегда интересовался теорией Тура и уже давно обещал ему рабочее место в университете, где он мог бы самостоятельно заниматься». Но Тур медлил с принятием этого предложения. Он не мог одновременно учиться и зарабатывать деньги. Как и раньше, они возлагали главные надежды на единственную имевшуюся у них ценность — этнографическую коллекцию с Фату-Хивы. «Теперь, надеемся, мы сможем продать коллекцию и таким образом обеспечить себе наличные, чтобы Тур смог продолжить свои исследования».

Но им опять не повезло, и Туру пришлось продолжить работу на судоверфи.

Пока они были в Канаде, жизненные трудности заставляли постоянно откладывать крещение Бамсе. Когда священник в Балтиморе 7 декабря, наконец, осуществил это таинство, мальчику уже было больше года. В этот же день японцы атаковали Пёрл-Харбор. Американцы были в шоке. Они не могли больше оставаться сторонними зрителями и объявили войну Японии. Через несколько дней пришло известие, что войну Соединенным Штатам объявили Гитлер и Муссолини. Война перестала быть европейской, она стала мировой.

Могла ли новая ситуация утвердить Тура в решении остаться в США до конца войны? Вероятно, да. Мысль о том, чтобы отправиться на войну добровольцем, как он собирался сделать, когда узнал о нападении немцев на Норвегию, посещала его все реже. С тех пор, как Хейердал перешел на новую работу, у него появилось время для налаживания контактов с Университетом Джона Хопкинса. Так что если у него и возникли вновь мысли о военной службе, то был и хороший повод повременить с переменой своего положения. Как раз в это время в его исследовательской работе появилась новая цель. Он по-прежнему хотел «разгадать нерешенные загадки Тихого океана», но теперь поставленная им перед собой задача стала значительно шире — Тур пришел к необходимости произвести революцию в научных методах, разрушив то, что он называл склонностью ученых к догматическому мышлению. Двадцать восьмого января 1942 года он достает чистый листок бумаги и пишет:

«Науке требуется новая кровь, новые организаторы. Она как народ без вождя, как армия без офицеров. У нас есть тысячи людей, которые копают и копают. Они достают тысячи фрагментов, но где те, кто составит их в единое целое? Где те, кто направит свою работу вширь вместо глубины, те, кто свяжет все воедино и получит результат? Таких людей у нас и нет. Потому что сейчас нужно быть членом священного клана, идти своей дорогой, быть специалистом. Моя цель — в первую очередь подорвать веру в клан. Нам нужна новая форма науки, нужны ученые, идущие поперек, строящие и связующие воедино. Нам нужны университеты для таких людей. <…>»{326}