Коллективные сборники - В пламени холодной войны. Судьба агента

Стиг, будучи дальним родственником короля Густава VI Адольфа, имел жену – тоже кровную аристократку – и двух взрослых дочерей. Конечно, его арест стал для них большой трагедией. Его приговорили к пожизненному заключению, но отсидел он чуть больше десяти лет. Дело в том, что по шведским законам понятие «пожизненное заключение» несколько отлично от нашего понимания: у них это срок до конца активной жизни человека, что-то около 65 лет. После этого заключенный подает королю прошение о помиловании. Зачастую прошения подаются задолго до этого срока и, как правило, удовлетворяются. Но Веннерстрему снисхождения оказано не было.

Совсем недавно я узнал, что он до сих пор жив, хотя ему уже девяносто три года. Стиг родился в 1906-м, 22 августа, это я хорошо помню, так как сам давно уже с гордостью ношу титул долгожителя. Мне стало также известно, что он живет на той же своей вилле, принадлежащей ему по праву собственности. Живет отшельником. Что ж, я понимаю его – наверно, так хорошо, как никто другой…

Сейчас трудно назвать причины или виновных в провале одного из видных агентов советской военной разведки. Следует отметить, что в работе с ним мы, наверное, допустили ряд ошибок, которые могли повлиять на его безопасность. Прежде всего, мы старались получить от Стига как можно больше информации, в том числе и такой, к которой у него был крайне ограниченный допуск. Это могло навлечь подозрения со стороны контрразведки. Получаемая от него информация не только использовалась непосредственно в ГРУ, но и поступала в различные заинтересованные ведомства, к примеру, в Государственный комитет по науке и технике. К этой информации могли, вероятно, иметь доступ в числе прочих и предатели Пенъковский и Поляков. Конечно, они не знали конкретно, от кого поступают такие-то материалы, но вычислить источник, проведя скрупулезный анализ, наверное, было все же возможно.

Причиной провала, конечно же, была и явная беспечность, неосторожность самого Веннерстрема на разных этапах конспиративной работы с ним. Надо сказать, он был довольно упрямым, и на все попытки как-то ограничить его заявлял, что сам осуществляет себе контрразведку.

В чем же проявлялась его беспечность? Ему ничего не стоило, например, позвонить мне на квартиру. А что такое квартира советского военного атташе? Все разговоры прослушиваются. После этого он заезжает ко мне, идем в ресторан, и там Стиг передает важную информацию по дислокации американских ВМС на Севере. Или сидим у меня на квартире, где я провожу кинококтейль для членов всего военно-дипломатического корпуса. Выключается свет, жужжит кинопроектор – а Стиг достает из кармана фотопленку и вручает мне. По большому счету – удивительноебезрассудство. Но в этом весь Стиг – вся его неординарная натура…

Выл еще достаточно неприятный эпизод в работе с агентом, связанный с организацией встречи с ним в Хельсинки. Там встречу представителя Центра обеспечивал наш контрразведчик, а через несколько дней именно этот контрразведчик бежал в Англию. Конечно, не стоит и сомневаться, что он, наверняка, обрисовал внешность Веннерстрема. Вообще, чем больше огрехов вспоминаю, тем большую вину испытываю перед этим человеком…

Намой взгляд, видимо, не совсем оптимальным было наше решение о дальнейшем использовании агента после увольнения с военной службы. В 1961 году Веннерстрем предупредил меня, что ему исполняется 55 лет и до конца года он должен уйти в отставку. Вскоре ему на выбор предложили две должности: место советника министерства иностранных дел или генерального консула в Мадриде. Агент сразу же поставил меня в известность – и я предложил Центру, что наиболее предпочтительным является «испанский» вариант. Стиг уехал бы в Испанию, осел там и продолжал бы оказывать нам прекрасную долговременную помощь. Однако было принято другое решение – и агент перешел на гражданскую службу в министерство иностранных дел. (Теперь уже читателю известно, что вины Центра тут нет – этот выбор сделал сам Веннерстрем. – Прим. ред.) Так как теперь поддерживать с ним контакты мне стало затруднительно, из Москвы прибыл новый наш сотрудник под прикрытием первого секретаря посольства. Центр полагал, что Веннерстрему в его новом качестве будет легче встречаться с дипломатом. Контактов со Стигом с этого момента я уже не поддерживал.

До сих пор виню себя в том, что недостаточно требовательно относился к агенту в вопросах соблюдения мер конспирации.

Этот человек так много сделал для нашей страны за время работы, так щедро обогатил информацией нашу разведку!

До сих пор меня удивляет, почему после неожиданного ареста никто палец о палец не ударил, чтобы облегчить его судьбу. За прошедшую треть столетия это можно было бысделать. Вариантов было множество… А как получилось в действительности? Сразу лее после ареста о его судьбе никто даже не подумал. Думали об одном: как избежать крупного скандала. Помню, когда шведы после ареста Веннерстрема пригласили нашего консула и заявили, что высылают военного атташе и первого секретаря посольства – то есть меня и Барановского, – нашими были приняты самые срочные меры, чтобы выполнить чужое требование. Смешно рассказывать, но для этого срочно разгрузили сухогруз «Репнино» водоизмещением аж в пять тысяч тонн! Такое указание по просьбе моих коллег дал министр морского флота СССР, и этот пароход повез через Балтику всего двух пассажиров – меня и моего товарища.

Впоследствии начались серьезные расследования провала. Как всегда, стали искать виновных. Разумеется, после высылки из страны я уже никуда больше не выезжал. А в 1968 году былуволен на пенсию. Когдаменя объявили персоной нон грата, шведами даже не были указаны сроки. Обычно дают на сборы 24 часа или несколько суток – а тут никаких конкретных сроков. Сроки спрессовали свои.

Шведы заявили, что шумихи устраивать не будут. Но кто-то из их деятелей сообщил прессе о высылке русского генерала, связанного с Веннерстремом, и к моей квартире примчалась толпа корреспондентов. Спасибо консьержке. На вопросы о моем местопребывании добрая женщина ответила, что Никольский, скорее всего, уже в порту, так как его выдворили. Вся галдящая толпа хлынула в порт, а я спокойно отправился на сухогруз. И по сей день я испытываю благодарность к этой простой незлобивой душе.

Остается еще кое-что добавить, учитывая, что мой уникальный подопечный пока жив и, может быть, до него дойдут эти слова.

От себя лично и коллег, хорошо знавших Веннерстрема, хочу извиниться перед этим мужественным человеком. Охотно передал бы ему привет и поклонился бы ему за все, что он совершил. Его донесения таковы, что давным-давно заслуживают почетного ордена. Мне кажется, что это самое меньшее, что мы ему задолжали. Многие из разведчиков, знающих о заслугах Веннерстрема, считают, что накануне его 95-летия выход этой книги был бы более чем уместен.