Александр Бушков - Иван Грозный. Кровавый поэт
Помянутый Мазуринский летописец – единственный русский источник, который как раз связывает ссору и смерть, – но и там, во-первых, употребляется оборот «по слухам», а во-вторых, Мазуринский летописец проникнут явно антимосковскими настроениями, что тоже следует учитывать…
И. Масса, автор, не склонный следовать дешевым сенсациям и сплетням, написал интересную фразу: «Иван умертвил или потерял своего сына». Столь уклончивый оборот свидетельствует, что кружили разные версии, и осмотрительный голландец не торопился выбирать какую-то одну…
Жак Маржерет, в русских делах осведомленный, тоже пишет осторожно: да, «ходит слух», что старшего сына царь убил собственной рукой, но «умер он не от этого». По Маржерету, удар если и был, то не опасный для здоровья, а скончался царевич во время поездки на богомолье (причем вовсе не следует, что туда он отправился, будучи серьезно раненым).
И наконец, при исследовании в наше время останков царевича Ивана в них тоже обнаружено аномальное количество ртути. Либо вновь без всяких документальных оснований твердить, что «царевича лечили от сифилиса», либо…
Нет полной ясности даже в вопросе о количестве жен царевича. По одной версии, беременная супруга, из-за которой якобы и разгорелся сыр-бор, была у него третьей. По другой – второй (причем о ее беременности не упоминается). Ломоносов называет только двух жен царевича – и пишет, что обе еще при жизни царевича пострижены в монахини. Тогда откуда взялась третья, беременная Наталья Шереметева? Неразбериха совершеннейшая…
Лично меня настораживает другой аспект этой загадки. Практически все иностранцы (которые уж никак не могли сговориться) пишут о некоем конфликте меж отцом и сыном. О серьезном конфликте, а не ссоре из-за полуодетой жены, более подходящей для коммунальной квартиры. Практически все о нем да упоминают: и «фантазеры», и люди более серьезные. Правда, причины приводят разные, но тенденция налицо: между отцом и сыном случился некий крайне серьезный конфликт…
Я не вывожу из этого обстоятельства никаких версий – исключительно потому, что разобраться в происшедшем вообще невозможно. Меня просто настораживает такой поворот дела: серьезный конфликт, за которым последовала смерть царевича. Никаких версий, никаких намеков: я что-то такое чую, а доказать и обосновать не берусь. Очень похоже, что мы далеко не все знаем о той давней истории и никогда уже не узнаем правды.
Если вернуться к знаменитой картине Репина, то и с ней связано немало интересного. Сам Илья Ефимович вспоминал: «Я работал завороженный. Мне минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины, прятал ее. Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над ней».
Для умирающего царевича позировал писатель В. М. Гаршин – который впоследствии сошел с ума и покончил с собой. Для Грозного – живописец Г. Г. Мясоедов (сейчас я пытаюсь проследить его судьбу и обстоятельства кончины – есть у меня смутные подозрения…)
Лев Толстой (еще один либерал!) Репина хвалил: «Молодец Репин, именно молодец. Тут что-то бодрое, сильное, смелое и попавшее в цель. Хорошо, очень хорошо. Забирайте глубже и глубже». Но совершенно другого мнения был один из выдающихся русских интеллектуалов (не путать с интеллигенцией!), глава Святейшего Синода Победоносцев. Он сообщал Александру III: «Сегодня я видел эту картину и не мог смотреть на нее без отвращения. Удивительное ныне художество: без малейших идеалов, только с чувством голого реализма и с тенденцией критики и обличения». Император, к либералам относившийся без малейшей симпатии, а интеллигенцию заслуженно припечатавший «гнилой», меры принял: картина Репина была запрещена для публичного показа. Когда ее вновь выставили при Николае II, некий молодой человек изрезал ее ножом. Его поторопились объявить сумасшедшим, не вдаваясь в подробности, так и сегодня пишут. Но если учесть, что этот молодой человек, Абрам Балашов, был старообрядцем и по профессии иконописцем, то, очень возможно, дело тут вовсе не в нарушениях психики, а, наоборот, в здоровой реакции на очередную либеральную выходку… Кстати, у Репина вскоре после завершения работы над картиной необъяснимо стала сохнуть правая рука. Причину врачи так и не определили…
Ну а если вернуться во времена Ивана Грозного, то там, без преувеличения, загадка на загадке. Чего ни коснись. Возьмем, скажем, первопечатника Ивана Федорова, который при Грозном «изладил» первые на Руси печатные книги, но после того как науськанная духовными лицами толпа сожгла его мастерскую, бежал из Москвы…
Стоп, стоп! Это опять-таки одна из версий. Что именно произошло тогда, мы не знаем. Сам Федоров выражался уклончиво: мол, нашлись на Москве люди, которые «зависти ради многие ереси умышляли, желая благое в зло превратить и Божие дело вконец погубить», почему и пришлось Федорову «от земли и отечества и от рода нашего быть угнанными и переселиться в иные, незнакомые страны».
Есть очень похожее на правду предположение, что «духовные», выражаясь современным языком, просто-напросто «мочили конкурента». В те времена очень неплохие деньги зарабатывали переписчики книг, в первую очередь церковных – а книгопечатание, как легко догадаться, очень скоро пустило бы их по миру. Вот и оказалась печатня Федорова разоренной.
Упоминание Федорова насчет «иных, незнакомых» стран – очередная загадка. Переселился он в Польшу – а
Польша для него никак не могла быть «незнакомой» страной, поскольку именно там он учился в краковском Ягеллонском университете, каковой и окончил успешно со степенью бакалавра…
Как он там оказался? Тайна. Место рождения Федорова неизвестно. Происхождение – тоже. Да он, собственно говоря, никакой и не «Федоров». На одной из его книг, изданном уже в польском Львове «Апостоле», печатник именуется несколько иначе: «Иван Федорович друкарь москвитин». Москвитин – это, похоже, фамилия… или просто тогдашний аналог слова «москвич»?
А приведенный в «Апостоле» «издательский знак» Ивана Федорова, как его именуют в отечественной литературе, – натуральнейший герб. Загадка на загадке…
И коли уж речь зашла о духовных лицах, думается мне, следует упомянуть еще один миф, связанный с Грозным, – о злодейском убийстве митрополита Филиппа, якобы совершенном по приказу «безумного тирана» лично Малютой Скуратовым. В девятнадцатом веке эта история, как и многие другие вымышленные злодеяния Грозного, была соответствующим образом проиллюстрирована (мне, право, лень было уточнять, кем). Картина в лучших традициях соцреализма (о котором тогда и не слыхивали) рисует последние минуты трагедии: митрополит, чуя смертный час, вдохновенно молится, а в приоткрытую дверь с гнусной улыбкой на обезьяньей роже уже заглядывает злодей Малюта…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});