Татьяна Луговская - Как знаю, как помню, как умею

Т. Л.

Москва. Декабрь. 43.

Потом война когда-нибудь кончится. Потом люди меня любят (до сих пор не могу понять за что — без всякого кокетства вам говорю) — в этом я убедилась. Ну и еще разные милые вещи найдутся — если их поискать хорошенечко. Главное, все на свете плод нашего воображения, и надо неустанно трудиться в этом плане и не давать холодному червяку сомнения забираться в наше сердце. Нужно верить в распрекрасное и тогда даже дрянь станет милее.

Я машу вам ручкой, говорю до свидания.

Москва. 29.01.44.

Будьте уверены во мне и знайте, что я вас постараюсь никогда не подводить и приложу все силы, сделаю все, что смогу, чтобы вам жилось покойнее. Обнимаю вас, мой самый лучший и верный друг и самый большой учитель.

Т. Л.

12.01.45.

P.S. Когда вы приедете в Москву — я, наверное, уже уеду с Лаврушинского — потому я буду поджидать вас к себе в гости на Староконюшенный переулок. Я подумала тут как-то, что мы квиты, что «закон обратимости» вступил уже давно в свою силу и что все мучения, которые я причиняла вам в жизни, потом пришлось пережить мне самой.

Т.

Лёня, милый! Спасибо вам за память и за подарок. Все мне было доставлено во время. День, вернее, вечер своего ангела я провела хоть и в холоде, но в уюте и в шумной и многолюдной компании друзей и приятелей. Брат, который тоже был у меня, отмечал сегодня необыкновенную удачу этого вечера. Очень, говорит, было все хорошо, а главное, всем хватило водки (может быть, ему все представлялось в розовом свете, т. к. он был со своей любимой дамой). Действительно, водки хватило и оживления хватило и вообще всего хватило, не хватило только хорошего настроения самой именинницы. Грустно что-то мне, Лёня, но, я думаю, — может, это пройдет? Наверное даже, пройдет!

И вы не хандрите тоже. Это, вы знаете, бывают такие полосы в жизни каждого человека. А потом будет и хорошая полоса. Вы только не поддавайтесь и не падайте духом. И не забегайте вперед. И больше верьте в себя. И все будет хорошо.

О себе мне особенно нечего писать — я очень много сейчас хлопочу, но все это не доставляет настоящей радости. Руки опухли от стирки, уборки, мытья посуды, чистки картошки и т. п. вещей.

Плохо еще, что очень холодно. Но, наверное, все образуется. Правда ведь? Пишите мне чаще — уже по старому адресу. Не забывайте меня в беде.

Т. Л.

26.01.45.

P.S. А главное — раскладывайте чаще пасьянс из моих карт, и все придет в норму.

Лёнечка! Это я обновляю бумагу. Я только сегодня ее получила, и она мне пришлась по вкусу. Главное, это голубая, а я люблю традицию. Вот и все.

В остальном, особых перемен нет, я мечусь, как угорелая кошка, — на каждом шагу спотыкаюсь на новые дела, на свой собственный строптивый характер. Штурмую быт. Завтра пойду разговаривать о новой работе, что получится из этого разговора — пока трудно сказать. Сегодня первый раз в своей жизни выставляла отметки своим мальчикам и девочкам и страшно волновалась. И, кажется, перехватила пятерок…

Как ваша жизнь, удалось ли вам согнать хандру? С грустью должна признаться, что мой «сплин», видимо, превратится со временем в хроническую болезнь. Буду больная женщина, как вы правильно изволили заметить — однажды вечером на Лаврушинском переулке.

В Москве снег скрипит, морозы и салюты. И какие-то вечно недоделанные дела, угрызения совести, замерзшие руки, тоскливые штраусовские вальсы по радио и ночные разговоры с друзьями. И еще я вяжу бесконечные кофточки своим подругам. И думаю: «вот я свяжу ряд, а за это время какие удивительные, трагичные, трогательные, грустные и веселые вещи произойдут в мире, а я это время ознаменовала только новым рядом петель». Поколебалась моя вера в чудо, а в чудо обязательно нужно верить, иначе совсем скучно жить. Правда?

Т. Л.

31.01.45.

А нескладная моя судьба мечется и развевается, как тряпка на ветру — и холодно, и неуютно ей на ветру-то развеваться. Странная и чудная у меня жизнь и все-таки, я знаю, многие могли бы ей позавидовать. И хоть она, эта самая жизнь, и корчит мне гримасы и разные страшные рожи, я все-таки люблю ее. Если вы не будете мне часто писать — я подумаю, что вы нехороший друг и нехороший человек. Не забывайте меня.

Все-таки я как-нибудь доберусь до вас и крепко вас выругаю (помните, я обещала). Очень уж вы неправильно живете, просто, знаете, даже смотреть тяжело, как вы себя коверкаете. В этом отношении вы превзошли даже меня. Но вы не отчаивайтесь, все это временно, все образуется.

Что же вам написать еще? Надо сказать, что мне немного трудновато сейчас жить во всех отношениях (и быт, и работа, и все другое), но я стараюсь не падать духом и бодрюсь, и глубоко верю, что «минует печальное время» и все будет хорошо в жизни. Нужно только иметь выдержку и желания, обидно только, что жизнь так быстро идет вперед. И оглянуться не успеешь, как она и пройдет, а я человек медленных темпов — все больше люблю размышлять, да мечтать, да стихи читать, да музыку слушать (кстати, о музыке — на днях Кабалевский очень правильно сказал мне, что музыка может менять не только настроение, но и характер. Это так и есть).

Вот еще плохо, что я немного (даже, пожалуй, много) запускаю работу. Заедает меня трудный быт и друзья, и знакомые, которые без телефона ведут себя куда как активнее (в смысле посещения моего дома), чем с телефоном. Но в этом тоже есть своя прелесть. Ведь приятно, что люди тебя не забывают, что в мороз и снег бредут к тебе, что они в тебе нуждаются. Сама я чувствую себя глубоко усталой и стараюсь поменьше покидать дом.

Как вы живете? От души желаю вам жизни радостной и спокойной. И еще желаю, никогда не говорить мне неправды (даже в «уме»). Чем больше я живу на свете, тем больше убеждаюсь, что единственно ценное на свете это дружба и вообще человеческие полные и правдивые отношения. И портить это — значит себя обкрадывать, т. е. поступать плохо и глупо. Если вас и за это время еще никто не гладил по головке, то я вас с удовольствием поглажу в конце письма. Будьте здоровы и веселы.

Ваша Т. Л. 22.02.45.

Все хорошо и жизнь прелестна. И я работаю с упоением. А за окном пляшет снег, и каждая снежинка величиной с помпон на детской шапочке. И батареи теплые, и я хочу быть счастливой. И не может быть, чтобы было иначе — потому что, во-первых, я этого хочу, во-вторых, «на ловца и зверь бежит». Очень печально, что я не могу делиться с вами этим чудным душевным состоянием.