Альберт Шпеер - Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Вошел адъютант и пригласил меня к Гитлеру. Был уже час ночи, но в Берлине мы часто засиживались с нашими проектами и позже. Гитлер показался мне утомленным и не в настроении, как и Тодт. Обстановка в его комнате была очень скромной, он даже отказался от кресла. Мы поговорили о берлинских и нюрнбергских проектах, и Гитлер явно оживился. Даже обычно желтоватое лицо посвежело. Наконец он попросил меня поделиться впечатлениями о поездке в Южную Россию, задавал наводящие вопросы. Проблемы с восстановлением железных дорог, снежные бури, необъяснимое поведение русских танкистов, пирушки с ностальгическими песнями… Мало-помалу он вытянул из меня все подробности. Когда я упомянул о песнях, он насторожился и спросил о словах. Я вытащил из кармана текст. Он прочитал и ничего не сказал. На мой взгляд, те песни отражали серьезность ситуации, но Гитлер решил, что это происки предателя, пытающегося подорвать боевой дух войск, и с помощью моего рассказа он сможет выследить «оппозиционера». Только после войны я узнал, что он приказал предать военному суду офицера, разрешившего распечатать те тексты.

В этом эпизоде проявилась его постоянная подозрительность. Гитлер закрывал глаза на правду, но думал, что может сделать важные выводы из таких вот случайных наблюдений. Поэтому он всегда подробно расспрашивал подчиненных, даже тех, кто не владел полной информацией. Подобное недоверие, обычно небеспричинное, давно стало его неотъемлемой чертой, и он часто увлекался пустяками. К тому же окружение изо всех сил старалось оградить его от любых источников информации, которые могли бы возбудить его подозрения в том, что на Восточном фронте не все благополучно, и благодаря этой изоляции он не получал необходимых сведений.

Покинув Гитлера в три часа ночи, я попросил передать доктору Тодту, что не полечу с ним. Самолет должен был вылететь через пять часов, а я устал и хотел только хорошенько выспаться. В маленькой спальне я размышлял – а кто из окружения Гитлера не размышлял после двухчасовой беседы с ним? – о том, какое впечатление произвел на него. Я был доволен, я вновь обрел уверенность в том, что мы сумеем воплотить в жизнь наши строительные замыслы, в чем я уже начал сомневаться из-за военной ситуации. В ту ночь наши мечты казались реальностью: мы опять заставили себя поверить в будущее, были бодры и жизнерадостны.

На следующее утро меня разбудил пронзительный телефонный звонок, и я услышал взволнованный голос доктора Брандта: «Самолет доктора Тодта только что разбился, Тодт погиб».

С того момента весь мой мир изменился.

В последние годы я сблизился с доктором Тодтом. Его смерть я воспринял как потерю старшего, рассудительного коллеги. У нас было много общего. Мы оба происходили из зажиточного среднего класса, оба были родом из Бадена, имели техническое образование. Мы любили природу, особенно горы и лыжные прогулки, и оба терпеть не могли Бормана. Тодт неоднократно ссорился с Борманом из-за того, что тот, строя дороги, безжалостно испортил местность вокруг Оберзальцберга. Мы с женой были частыми гостями в маленьком, непритязательном доме Тодта на берегу Хинтерзее около Берхтесгадена. Никому и в голову не приходило, что там живет известный строитель дорог и создатель автобанов.

Доктор Тодт был одним из очень немногих скромных членов правительства, на него можно было положиться, он сторонился всяческих интриг. В нем сочетались чувствительность и реализм – комбинация, нередкая для технократов. В общем, он плохо вписывался в правящий класс национал– социалистического государства. Он жил тихо и уединенно, не поддерживал личных контактов с партийными кругами и очень редко появлялся на обедах и ужинах у Гитлера, хотя ему всегда были рады. Эта отстраненность укрепляла его репутацию. Где бы он ни появлялся, он сразу становился центром внимания. И Гитлер относился к нему и его достижениям с уважением, граничащим с преклонением. В отношениях с Гитлером Тодту удалось сохранить независимость, хотя он и был лояльным членом партии с первых лет ее основания.

24 января 1941 года, когда мои отношения с Борманом и Гисслером сильно осложнились, Тодт написал мне необычайно откровенное письмо, в котором изложил свой взгляд на методы работы национал-социалистического руководства:

«Может быть, мой личный опыт и жестокое разочарование во всех тех людях, с которыми мне приходится сотрудничать, в какой-то мере позволят вам рассматривать ваши трудности как обусловленные эпохой, и убеждение, к которому я постепенно пришел после длительной борьбы, поможет вам психологически. Как я осознал… любая деятельность встречается с противодействием, любой, кто занимается делом, приобретает соперников и, к несчастью, противников. Однако это происходит не потому, что люди хотят быть противниками, а, скорее, потому, что обстоятельства и взаимоотношения вынуждают разных людей принимать различные точки зрения. Возможно, благодаря вашей молодости вы быстро научились преодолевать подобные препятствия, в то время как я могу лишь с грустью размышлять о них».

За завтраком в Ставке фюрера оживленно обсуждали вероятных преемников доктора Тодта. Все сошлись на том, что он незаменим, ибо занимал три министерских поста. Он руководил строительством сети автомобильных и железных дорог на территории всей Германии, отвечал за состояние и развитие как всех водных путей, так и электростанций и к тому же, будучи доверенным лицом фюрера, занимал пост министра вооружений и боеприпасов. В рамках четырехлетнего плана Геринга он возглавлял строительную индустрию и также создал Организацию Тодта, возводившую Западный вал, ангары для подводных лодок на Атлантическом побережье и дороги на оккупированных территориях от Северной Норвегии до Южной Франции и в России.

Таким образом, в последние несколько лет Тодт сосредоточил в своих руках исполнение главных технических задач рейха. Хотя до сих пор все его функции номинально были разделены между различными ведомствами, по сути, он разработал концепцию будущего технического министерства. К тому же Тодт был руководителем партийного Технического управления, в которое входили все технические общества и ассоциации.

В первые же часы после гибели Тодта я осознал, что большая часть его разнообразных обязанностей свалится на меня. Еще весной 1939 года, во время одной из инспекционных поездок по Западному валу, Гитлер обронил, что, если что-либо случится с Тодтом, именно я – тот человек, который завершит его строительные начинания. Позже, летом 1940 года, Гитлер официально принял меня в рейхсканцелярии и сообщил, что из-за перегрузки Тодта принял решение возложить на меня руководство всем строительством, включая фортификации вдоль Атлантического побережья. Тогда я сумел убедить Гитлера, что полезнее оставить строительство и вооружение в одних руках, поскольку они тесно взаимосвязаны. Гитлер больше к этому вопросу не возвращался, и я никому ничего об этом не говорил, так как одно только упоминание о возможных перестановках не только оскорбило бы Тодта, но и подорвало бы его авторитет[92].