Дмитрий Лоза - Танкист на «иномарке». Победили Германию, разбили Японию.

Заранее мной были приняты меры и по созданию достаточного продовольственного запаса в семье Богдановых. Сюда несколько раз через отпускников-москвичей передавались большие посылки: рис, консервы, сгущенное молоко, постельное и нательное белье, мыло и т. п. Сами мы тоже приехали не с пустыми руками. Шел малой скоростью стокилограммовый багаж с различными консервами, крупами, бельем, костюмным материалом. Парня понадобится одевать и обувать, а где нужно и презенты дарить. Жизнь без этого невозможна.

Не откладывая на потом, занялись устройством Радина в школу, что была рядом с домом, пока ее начальство еще находилось на своих служебных местах, не убыло на летние каникулы. Возникла проблема. Коля не имел столичной прописки. Да и я еще не слушатель, а только абитуриент академии. На каком основании определять его на учебу?

Надо отдать должное Николаю Николаевичу. Он принял самое горячее участие в рассечении этого «гордиевого узла». Недолго думая, отправились в общеобразовательный отдел Киевского райкома партии. Там Богданов заявил, что воспитанник умершего сына будет жить в их семье. Одним словом, добро партийная инстанция дала. В то время этого вполне было достаточно, чтобы решить любую трудную задачу.

К середине августа все вступительные экзамены в академию были сданы. Три забайкальца стали слушателями старейшей в стране «кузницы» военных кадров. Итак, два «эмчиста» (я и Николай) на три года стали «москвичами».

До начала плановых занятий оставалось две недели. Решил съездить в родные края — на Харьковщину — проведать отца. Как там устроил жизнь демобилизованный солдат?.. Прибыл в свое село Колесниковка по-тихому, а через три дня «нагрянуло» районное начальство. С обидою в мой адрес: «Герой, ты почему не сообщил о своем приезде? Мы бы организовали встречу!»

Пришлось ехать в город Купянск. К высокому начальству — «на ковер». Было чествование в райисполкоме. Там же решил проблему жилья для отца. Выделили квартиру в районном центре. Позже, в колхозе, со своими односельчанами «осушил» рюмку. В то послевоенное скудное время такое «мероприятие» провести на должном уровне — проблема труднейшая. Но колхозное руководство лицом в грязь не ударило. Для земляка нашлось самое необходимое. Столы не ломились от закусок, но и не пустовали.

Вернулся в Москву. Настроение боевое, готов к учебе. Побывал на «малой Родине», посетил могилу матери, благоустроил отца. Прошелся по дорогам, тропам босоногого детства. Встретился со школьными друзьями. Ведь я не был здесь с довоенной поры, целых шестнадцать лет. Да каких бурных по событиям!

В академии с первого дня пошла напряженная учеба. Классные шестичасовые занятия. Перерыв на обед. После — четырех-, пятичасовая обязательная самоподготовка. Объем работы — огромный. Особенно много надо было «перелопатить» трудов основоположников научного коммунизма. И все подробно законспектировать. Да и новый для меня иностранный — китайский язык — требовал немало трудов. И сейчас я вспоминаю его с огромной благодарностью. Изучение иероглифов помогло развить зрительную память.

Николаю тоже приходилось немало корпеть над уроками. Требования в московских школах были на порядок выше таковых на перифериии. Особую трудность у него вызывало освоение русского языка. От меня помощи ему никакой. Самому не хватало времени. В такой сложной ситуации на помощь пришел Николай Николаевич. Заставлял югослава писать диктанты, тут же их проверял. И учил, учил Миколу русской словесной премудрости. Богдановы имели богатую домашнюю библиотеку. Коля читал много, наверстывал упущенное из-за войны.

Наши редкие встречи приносили мне глубокое удовлетворение — «эмчист» был на высоте. Азы школьной науки грыз настойчиво и не безуспешно.

В начале сорок восьмого года возникла мысль добиться зачисления Радина в Московское военное суворовское училище. Этот вопрос в соответствующих инстанциях мне удалось решить положительно. После зимних каникул Коля уже стал суворовцем. В новую учебную обстановку он вписался легко. Армейская атмосфера ему по-прежнему нравилась. К счастью, парень еще не успел «на гражданке» растерять воинскую «закваску». Стрелял хорошо, уставы знал неплохо, физподготовка для него трудов не составляла. Да и по общеобразовательным дисциплинам больших проблем не возникало. Приятно слышать об этом от его командиров-воспитателей.

Чем ближе к весне, тем реже удавалось нам встречаться. Зачеты, экзамены за первый курс академии. Продолжительные поездки слушателей на тактические учения, боевые стрельбы.

А там наступило лето — пора очередных отпусков для слушателей военных учебных заведений. Суворовцы уехали в оздоровительный лагерь, я убыл в академический дом отдыха «Фрунзенское» в Крыму. Первый раз попал на море. И у меня, и у Николая все складывалось самым лучшим образом. Пока.

В середине августа, отдохнувший, возвратился в Москву. И на второй день был ошарашен вестью: Николай Радин оправлен в Югославию!

Информация, полученная мной в училище, выглядела более чем лаконично: «Мы выполнили поступивший приказ!»

Я до сих пор в полном неведении относительно мотивов такого решения. А затем, как известно, последовал разрыв всяких отношений между Советским Союзом и СФРЮ на многие годы. По прошествии этого периода мной предпринималось несколько попыток отыскать Радина. И всякий раз — безрезультатно. Как в воду канул — ни слуху о нем, ни духу.

Мы — «эмчисты» — на ежегодных ветеранских встречах всегда поименно вспоминаем и павших, и живых (по различным причинам не прибывших на очередной «танковый сбор»). О Миклоше-югославе, пропавшем без вести в мирные дни, никогда не забываем. Помним нашего юного «шерманиста». Книга эта — подтверждение тому. В ней подробно освещена одна из неизвестных страниц Великой Отечественной войны. Пусть она станет своего рода памятником парню-иностранцу, сражавшемуся с врагом в рядах Советской Армии на Западе и Дальнем Востоке.