Илья Серман - Свободные размышления. Воспоминания, статьи

Вставленный в 1928 году в «Высокую болезнь» отрывок, который можно условно озаглавить «Ленин на трибуне», давал одическое решение этой темы не без полемики с Маяковским. Здесь у Пастернака действуют все атрибуты одического героя – конкретные и абстрактные: молнии, солнце, орлы, история, вековая мудрость.

Так была поэтически показана возможность высокого, одического переосмысления прозаического материала современного быта и газетных однодневок в свете действий героя истории и ее живого воплощения:

Слова могли быть о мазуте,Но корпуса его изгибДышал полетом голой сути,Прорвавшей глупый слой лузги461.

Пастернаку совершенно не важен был конкретный смысл речи Ленина. О мазуте в ней действительно ничего не было сказано. В отличие от Маяковского, который построил свою поэму о Ленине на монтаже подлинных цитат из его речей и статей, Пастернак показал свой вариант создания оды – средствами поэзии, а не мнимым документализмом.

Ода XVIII века в ее наиболее политизированной форме строилась на противопоставлении двух Властителей – свергнутого прежнего и нового, возведенного на престол к счастию его подданных. У Ломоносова такие пары – это Анна – Елизавета, Петр III – Екатерина II; у Державина – Павел I – Александр I.

В «Высокой болезни» прежним властелином оказывается Николай, что, правда, не соответствует хронологии (периода власти Временного правительства как бы и не существует), но зато дает возможность использовать одические атрибуты царя – орел и солнце. При этом «орел» в «Высокой болезни» сначала именно атрибут:

Орлы двуглавые в вуали,Вагоны Пульмана во мглеЧасами во поле стоялиИ мартом пахло на земле (242).

Затем орел становится заместителем, субститутом царя:

И уставал орел двуглавый,По Псковской области кружа.От стягивавшейся облавыНеведомого мятежа (242).

Ближайшим образом пастернаковский орел поэтически восходит к оде Державина «Видение мурзы», где рядом с Екатериной II

Орел полунощный, огромный,Сопутник молний торжеству,Геройский провозвестник славы,Сидя пред ней на груде книг,Священны блюл ее уставы…462

Вполне в духе одической поэзии у Пастернака «солнце» представлено в своем собственном качестве и как метафора свергнутого владыки:

Два солнца встретились в окне.Одно всходило из-за Тосна,Другое заходило в Дне.

Смысл этого уподобления царя солнцу в русской одической традиции очень хорошо объяснил Ломоносов в оде 1752 года:

Российско солнце на восходе,В сей обще вожделенный день,Прогнало в ревностном народеИ ночи и печали тень.<…>Что часто солнечным сравняемТебя, монархиня, лучам,От нужды дел не прибегаемК однем толь много крат речам:Когда ни начинаем слово,Сияние в тебе зрим новоИ нову красоту доброт.Лишь только ум к тебе возводим,Мы ясность солнечну находимИ многих теплоту щедрот463.

Из оды пришло к Пастернаку и сравнение выхода Ленина на трибуну с появлением шаровой молнии:

Я помню, говорок егоПронзил мне искрами затылок,Как шорох молньи шаровой.<…>Он проскользнул неуследимоСквозь строй препятствий и подмог,Как этот, в комнату без дымаГрозы влетающий комок (243).

У Державина («Видение мурзы») Екатерина – «богиня», как она названа в оде, – является поэту, освещенная молниями:

Мое все зданье потряслось,Раздвиглись стены, и стократноЯрчее молний пролилосьСиянье вкруг меня небесно;<…>Виденье я узрел чудесно:Сошла со облаков жена…464

Можно было отнести за счет одической топики и самую внезапность появления Ленина на трибуне:

Как вдруг он вырос на трибунеИ вырос раньше, чем вошел (243).

Прежде чем Заболоцкий занялся разработкой собственно одической тематики, он органически впитал в свое творчество наследие поэзии XVIII века. Его Марков не назвал среди «балалаечников», может быть, из-за того, что не увидел в его стихах язык «черни»?

Вслед за Пастернаком Мандельштам и Заболоцкий осознали, что только одический пафос и одический масштаб дают поэту шанс благополучно перешагнуть через кровавое поле трагедии XX века – и не поскользнуться. Заболоцкий отлично усвоил богатую традицию русской оды XVIII – XIX веков. Он соединил ломоносовский гиперболизм поэтических описаний природы и гигантских просторов империи с интонационной ораторской высокостью пушкинских одических стилизаций.

У Ломоносова в оде 1747 года:

Хотя всегдашними снегамиПокрыта северна страна,Где мерзлыми Борей крыламиСвои вздымает знамена;Но Бог меж льдистыми горамиВелик своими чудесами:Там Лена чистой быстриной,Как Нил, народы напояетИ бреги наконец теряет,Сравнившись морю шириной465.

У Заболоцкого («Север»):

В воротах Азии, в объятиях метели,Где сосны в шубах и в тулупах ели,Несметные богатства затая,Лежит в сугробах родина моя466.

Эту же одическую манеру Заболоцкий применил к описанию грузинских ландшафтов в «Горийской симфонии» и разрешил тем самым проблему создания оды новому властелину – Вождю:

Есть в Грузии необычайный город.Там буйволы, засунув шею в ворот,Стоят, как боги древности седой,Склонив рога над шумною водой:Там основанья каменные хижинИз первобытных сложены булыжин,И тополя, расставленные в ряд,Подняв над миром трепетное тело,По-карталински медленно шумятО подвигах великого картвела.<…>Припоминая отрочества годы,Хотел понять я, как в такой глушиОбразовался действием природыПервоначальный строй его души,Как он смотрел в небес огромный купол,Как гладил буйвола, как свой твердил урок,Как в тайниках души своей баюкалТо, что еще и высказать не мог467.

Эта ода Заболоцкого не была принята критикой. Не получили критического одобрения и другие его стихи в одическом духе, как, например, «Прощание. Памяти С.М. Кирова», где есть такие строки:

В холодных садах Ленинграда,Забытая в траурном марше,Огромных дубов колоннадаСтояла, как будто на страже.Казалось, высоко над намиПрирода сомкнулась рядамиИ тихо рыдала и пела,Узнав неподвижное тело468.

Смерти Кирова придан здесь вселенский, космический масштаб в духе «Смерти Мещерского» Державина, но стихи Заболоцкого были неприемлемы своей установкой – позицией одического поэта, который смотрит на своих героев не снизу вверх, а с высот поэтического Олимпа и потому говорит с ними как равный, без низкопоклонства, уже необходимого в условиях культа личности.