Ольга Грейгъ - Здравствуй, Сталин! Эпоха красного вождя

Сталин видел и слышал что делал и говорил Киров. И когда тот уже намеревался уйти с любовницей, приказал своему охраннику вернуть Кирова к нему.

Охранник подошел к Сергею Мироновичу и передал, что его ждет Сталин, на что последний (какая глупая уверенность, какой грубый просчет!) ответил: «Передай, я занят, потом подойду».

В момент, как только эти слова были произнесены, к нему подошли три очень крупных чекиста, кто-то незаметно для всех крепко взял его за руки, кто-то прошипел в ухо: «Подойдите к товарищу Сталину, товарищ Киров».

Тот же, кто первым просил его вернуться к Генсеку, спокойно сказал актрисе: «Вера Александровна, товарищ Сталин доволен вашим выступлением. – И твердо добавил: – Идите к своим коллегам».

Ранней весной 1932 года Вера Давыдова вместе с труппой оказалась на гастролях в Москве; должны были давать «Аиду», где главную партию исполняла ленинградская прима Софья Преображенская. Все были уведомлены о посещении Большого театра руководителем партии и страны товарищем Сталиным и оттого волновались еще больше.

Не так ли писали после советские газеты: «С большим и заслуженным успехом прошли в Москве гастрольные спектакли ленинградского Малого оперного театра. Познакомив москвичей с последними работами театра, эти спектакли по существу превратились в своеобразный смотр советского оперного творчества…» Трафаретная цитата из статьи А. Шавердяна «Путь советского оперного искусства» начала 50-х годится и к гастролям годов 30-х.

Как всегда, Верочкиному взлету помог классический случай: Софья Преображенская заболела и ее место на сцене заняла Давыдова, вместо «Аиды» звучала не менее блистательная «Кармен».

Вот начинается спектакль, исполнители основных партий выходят на авансцену, но пристальные взоры публики устремлены в правительственную ложу, где рядом с товарищем Сталиным находятся члены Политбюро Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян, др. и личный пилот товарища Сталина Александр Голованов. В задачу последнего входило фиксировать реакцию вождя на людей; он увидел как внимательно Сталин рассматривает молодую талантливую исполнительницу.

– А ви, товарищ Да-авидо-ва, хотели би жить в Москве и трудиться в Ба-альшом театре? – спросил Веру Александровну вождь, когда по окончании спектакля ее привели в правительственную ложу.

А через несколько дней Сталин, вызвав наркома культуры, приказал издать приказ о переводе артистки Давыдовой Веры Александровны из Ленинградского театра оперы и балета в качестве солистки в Большой театр Союза ССР. И через месяц после гастролей Верочка переехала в столицу.

Вот тогда-то Сергей Миронович почувствовал нанесенную ему вождем первую существенную пощечину, но не за политику, а, как он сам неосторожно болтал в кругу своих коллег, «за какую-то бабу из театра».

Дорогу товарищу Сталину – шаг за шагом – запрещалось переходить всем и вся; неважно в чем: касалось ли то политики или частной жизни.

После перевода в Москву, Вера Александровна вскоре попала в число ведущих актеров Большого театра.

Вскоре последовала и первая встреча с Генсеком тет-а-тет.

В новогоднюю ночь актриса пела в Кремле, а после присутствовала на праздничном ужине, сидя рядом с вождем. В полночь гости начали расходиться. Неважно где и как Вера Александровна обнаружила записку, в которой указывалось, что ей следует сесть в машину, которая ее будет ждать возле Манежа.

Была глухая морозная ночь; Вера недолго колебалась, догадавшись, от кого последовала эта просьба. Неподалеку от Кремля к ней подошел А. Голованов и провел к машине; по дороге к прекрасному особняку, где жил Генсек, они свернули к одной из закрытых спецполиклиник. Там молодую женщину осмотрел медперсонал; был сделан быстрый анализ крови и мазков на предмет выявления венерических заболеваний. Надо сказать, подобную процедуру проходили все сталинские любовницы.

…После угощения фруктами и экзотическими заморскими вкусностями, как выразился сам Сталин, он вполне уверенно и бесцеремонно снял с нее кофточку и расстегнул бюстгальтер. После чего сказал: «Сними все остальное».

Ей ничего не оставалось, кроме по-советски стыдливого: «Товарищ Сталин, а давайте выключим свет».

Сталин чмокнул губами, невнятно заклокотал горлом и согласился: «Хорошо».

Если Вера Давыдова стеснялась и находилась в состоянии шока, то товарищ Сталин не стеснялся и шока не испытывал. Однако увидев обнаженное до талии очаровательное тело 28-летней красавицы, Сталин, которому тогда было 54 года, и в самом деле не захотел показывать физически несовершенное и несколько уродливое, как ему казалось, свое тело.

Через неделю после той новогодней ночи актриса Давыдова переехала из театрального общежития в прекрасную трехкомнатную квартиру.

Когда они встретились в четвертый или пятый раз, Вера сказал о том, что в Ленинграде находится ее муж, который очень беспокоится. Надеялась ли она, что его тоже переведут в Большой? Скорее всего, нет. Но, удивительное дело, Сталин, услышав ее слова, тут же ответил: «Хорошо, товарищ Да-ви-дова, ми переведем вашего мужа».

На следующий день он лично позвонил ей и сказал, что нарком культуры подписал приказ и отныне ее муж переведен.

Вместо того чтобы радоваться, Верочка Давыдова растерялась, испугалась, не зная что делать, ведь не сегодня-завтра к ней приедет муж и… что же будет тогда? Так, в смятении, она провела полдня, день. Но ни на второй, ни на третий день Мчедлидзе не приехал. А через пять дней он позвонил ей в театр и она, сорвавшись с репетиции, подбежала к телефону. Муж коротко сказал, что звонит из Тбилиси и что приказом наркома СССР по культуре он назначен… ведущим солистом театра оперы и балета в Тбилиси. Его попытка объясниться в накромате культуры Грузии окончилась предупреждением в наркомате внутренних дел Грузии. И там же, – жаловался Мчедлидзе, – сказали, чтобы я тебя, дорогая Верочка, не беспокоил и разрешили мне с тобой поговорить лишь пять минут.

Не успела Верочка что-либо ответить, как в телефонной трубке раздались протяжные гудки.

Ее попытки дозвониться в Тбилиси окончились безуспешно. Во время очередной тщетной попытки в трубке раздался щелчок и какой-то грубый голос сказал: «Вера Александровна, я вам рекомендую не звонить в Тбилиси и не беспокоить его. И он вас тоже беспокоить не будет».

А на следующий день ей позвонил Поскребышев, попросив приехать в особняк, где у ней были свидания с Генсеком.

Сталин сразу бесцеремонно «взял» ее, а затем сказал, что у него есть свободное время и он готов ее послушать. «Только не пойте, а говорите».