Павел Куприяновский - Бальмонт

На первых порах Бальмонту самому хотелось принять участие в событиях. Он даже пытался устроиться на фронте братом милосердия, так как к настоящей воинской службе не был пригоден из-за перелома обеих ног, больной руки и близорукости. Со временем пришло более трезвое понимание событий. В письме жене от 15 января 1915 года войну он определяет как «злое колдовство». «Лично я, — говорил Бальмонт спустя четыре месяца корреспонденту „Биржевых ведомостей“, — откликнулся на войну не более как десятком стихотворений, часть из которых была напечатана в Москве. Это скорее религиозно-философские думы о войне с зарисовками ее чудовищных ликов».

Все его думы, все его мысли были связаны с Россией. Он хотел как можно скорее вернуться на родину, но сделать это было весьма не просто, тем более что на его попечении в Париже оставались Елена Цветковская с Миррой и племянница Екатерины Алексеевны Нюша. С Еленой была также ее близкая подруга Рондинелли (домашнее прозвище Елены Юстиниановны Григорович). Все жили в Пасси в доме на улице Тур. Зимой к ним присоединился Макс Волошин, чему поэт был очень рад. «Он по-прежнему мне мил, — признавался Бальмонт в письме Екатерине Алексеевне, — <…> сразу колыхнул в моей душе какие-то молчаливые области и <…> обратил меня к стихам. Я написал за это время поэму „Кристалл“, сонет „Кольцо“ и венок сонетов „Адам“, который посылаю тебе <…> передай его, пожалуйста, Вячеславу Иванову».

С Вячеславом Ивановым у Бальмонта оставались близкие отношения. В январе 1912 года, собираясь послать ему «Зарево зорь», поэт писал Алексею Ремизову: «Я неизменно ценю и люблю его». В письме жене от 9 марта 1915 года он благодарит Вячеслава Иванова «за бесподобный, пленительный сонет», ему посвященный. Бальмонтовский венок сонетов «Адам» появился в журнале «Русская мысль» (1915. № 5) с посвящением Иванову. Так поэты поддерживали друг друга.

Между тем парижские друзья Бальмонта Александра Васильевна Гольштейн и Рене Гиль готовили ему свой подарок. Они и раньше популяризировали его творчество во Франции, а в 1915 году перевели его стихи на французский язык. Книга с их переводами вышла в свет в начале следующего года (Balmont К. Quelques poèmes / Trad, du russe par A. de Holstein et René Ghil).

Война уже продолжалась более пяти месяцев, жить становилось все труднее, многие русские люди, оказавшись во Франции, нуждались в помощи, голодали. Бальмонт участвовал в благотворительных вечерах, концертах, читал безвозмездно лекции. У самого поэта со средствами было тоже туго, заработки резко сократились. С одной стороны, он усиленно трудится, чтобы привезти с собой в Россию то, что можно издать: переводит драмы Калидасы «Малявика и Агнимитра» и «Урваши», пишет очерки для книги «Океания» и, конечно, стихи. С другой — он настойчиво ищет возможность возвращения на родину.

Во Франции Бальмонт вел размеренный образ жизни, придерживался распорядка дня. Он просил Екатерину Алексеевну прислать ему русскую грамматику санскритского языка, книги по сравнительному языкознанию и другую литературу, много читал материалов по истории и естественным наукам, писал, переводил и с воодушевлением сообщал ей 9 марта 1915 года: «Решил спокойно, без колебаний и твердо никогда более <…> не пить никакого вина. Я за эти полгода вообще мало прикасался к вину, но теперь уже не прикасаюсь совершенно, я считаю это благословением».

В конце концов хлопоты Бальмонта об отъезде из Франции увенчались успехом: удалось достать билеты на норвежский пароход, отбывающий в середине мая по маршруту Лондон — Ньюкестль — Берген — Осло. Далее дорога открывалась на Петербург, который, из-за войны с немцами, стал именоваться на русский лад Петроградом. Поездка была небезопасной: незадолго до отплытия немцы потопили корабль-великан «Лузитания», а через несколько часов после отхода из Ньюкестля немецкая подводная лодка взорвала датский пароход.

Петроградская газета «Биржевые ведомости» 28 мая 1915 года в утреннем выпуске поместила беседу с Бальмонтом в гостинице «Северная» о его жизни и планах. В завершение Бальмонт сказал: «На чужбине я жил напряженной внутренней жизнью и за зиму написал новый том стихов. Я чувствовал себя сосредоточенным, как бы замкнутым в башне. Мои литературные знакомые находят, что этот том совершенно нов по построению. В прямом смысле война вошла сюда незначительными элементами <…>. Я назову книгу „Ясень. Видение Древа“. По значительности она мне кажется идущей за моей книгой „Будем как Солнце“. Личного стихотворения здесь нет ни одного».

В последних числах мая Бальмонт вместе с Еленой Цветковской, Миррой, Нюшей и Рондинелли вернулся в Москву. В первую очередь ему пришлось заняться здоровьем Елены: в дороге она сильно простудилась, очень ослабла. Поэт нашел хороших врачей и после лечения, в конце июня, снял для нее с дочерью и Рондинелли дачу в деревне близ Лесного городка по Брянской железной дороге, где неоднократно их навешал. Жить постоянно Елена стала в квартире матери, которая после смерти мужа переехала в Москву.

Сам Бальмонт поселился в Брюсовском переулке в доме свояченицы, Александры Алексеевны Андреевой. Приезжая в Москву, там всегда жила Екатерина Алексеевна, и он раньше часто останавливался, так как любил этот родительский дом жены. Александра Алексеевна, ее сестра, была гостеприимна, приветлива. Писательница, литературовед, переводчица, она была умной собеседницей, в ее богатой библиотеке поэт находил нужные ему книги.

В Москве Бальмонт возобновил встречи с Таировым, познакомился с Алисой Коонен, встречался с Мейерхольдом, которому еще из Парижа послал экземпляры переведенных пьес Калидасы. Всех их поэт увлекал идеей индийского театра, постановкой на сцене других пьес Калидасы. Мейерхольд предполагал поставить одну из них в петроградской Александринке, но из этого ничего не получилось. А в Камерном театре в следующем сезоне возобновили постановку «Сакунталы». 9 января 1916 года перед началом спектакля Бальмонт выступил со «Словом о Калидасе» — это был доклад о его творчестве. Вторая половина 1915 года и 1916 год, можно сказать, прошли у поэта под знаком Калидасы и дружбы с Камерным театром. В 1915 году отдельной книгой в издательстве Сабашниковых вышел его перевод «Сакунталы», а в следующем году — всех трех пьес Калидасы с предисловием известного востоковеда академика С. Ф. Ольденбурга. В Камерном театре Бальмонт выступил со словом об Иннокентии Анненском перед постановкой его пьесы «Фамира-кифаред» по древнегреческим мотивам.

С женой Бальмонт встретился не сразу после возвращения из Франции: ее в Москве не было. Они условились провести лето вместе в Ладыжине близ Тарусы, где Александра Андреевна Андреева сняла усадьбу маркизы М. Л. Кампанари. Большую часть лета и начало сентября Бальмонт работал и отдыхал там. Ему очень нравилось это место. «Меня совершенно опьянили лесные и луговые пространства, полные душистых желтых, красных, синих и белых цветов, — писал он Елене Цветковской 22 июля 1915 года после первой краткой поездки в Ладыжино. — Здесь волшебно хорошо. Синяя Ока, дали, чудесный сад, поля с колосьями выше человеческого роста».