Сергей Бойко - Шарль Перро

Король исполнил последнее желание принца: возвратил его брата ко двору. Боссюэ было поручено написать надгробную речь: величайшему оратору того времени приличествовало воздать похвалу величайшему полководцу.

1692 год

Выходит 3-й том книги Шарля Перро «Параллели между древними и новыми». Академик не унимается, продолжая отстаивать свои взгляды.

Здесь следует заметить, что «Спор о древних и новых» менее всего носил академический характер. Он выходил далеко за пределы Академии: речь шла о путях развития современной литературы. Сторонники «древних» вовсе не отрицали того, что литература находится в движении и изменении, но были убеждены в том, что Античность есть некое идеальное первоначало и всякое движение вперед мыслимо лишь как постоянный возврат к нему, как его постоянное обновление. Вот почему Лафонтен говорил, что тот,

Кто к древним взор не хочет вознести,Ища других путей, сбивается с пути.

«Новые» во главе с Перро, напротив, будущее литературы видели в разрыве с античной традицией. Поэтому они проявляли такой острый интерес к новым жанрам — бурлеску, роману, опере, и даже произведения писателей-классицистов ценили за их отличие от античных образцов, отмечая их новизну и оригинальность. Мольер, как считал Шарль Перро, создал комедию, Античности неизвестную, а басни Лафонтена представляют новый поэтический жанр, который не имеет образца у «древних». И даже народные сказки, к которым Шарль обратился сначала по просьбе детей, привлекли его внимание тем, что в Античности их не знали.

В диалоге четвертом, который составлял содержание 3-го тома «Параллелей между древними и новыми», аббат (который выражал точку зрения самого Перро) снова спорил с председателем (напомним, что в его уста Перро вложил точку зрения «древних») — теперь относительно поэзии — и опровергал его мнение о том, что «творения Гомера, Вергилия, Пиндара, Горация, Анакреона, Катулла являют собой столь совершенные образцы, что никто до сих пор не смог и никогда не сможет создать что-либо подобное».

«Я вовсе не хочу, чтобы вы присоединились к моему мнению из любезности, — говорил Перро устами аббата, — но я хотел бы, чтобы вы не бросались без оглядки поддерживать древних, как вы это делаете, только для того, чтобы не отстать от великих людей, о которых вы говорите. Неужели вы не знаете, что ученые, которых вы называете критиками, занялись литературой этого рода только потому, что оказались не способными ни на что другое».

И далее следовал такой обмен мнениями:

«Председатель: Что бы вы ни говорили, их свидетельства всегда будут иметь весьма большой вес. Сверх того, я утверждаю, что как бы ни был талантлив поэт нашего времени, его сочинения не могут достигать той степени красоты, которую мы видим в сочинениях древних. Причина очевидна. Не подлежит сомнению, что самое прекрасное в великой и благородной поэзии зиждется на мифологии и фантастических вымыслах, и столь же несомненно, что уже невозможно сравняться с древними в этом отношении, ибо все мифы, которые были новы в их времена, ныне избиты или, по крайней мере, утратили прелесть новизны…

Аббат: Чтобы ответить на это главное возражение, которое обычно выдвигается против новой поэзии, надобно для начала договориться о том, что такое поэзия, и, может быть, когда мы составим себе об этом верное понятие, мы найдем это возражение пустым и легковесным. Поэзия есть не что иное, как приятная живопись, которая представляет в слове все, что может породить воображение, придавая плоть, душу, чувство и жизнь вещам, которые их не имеют… Может быть, „Святому Михаилу“ и „Святому семейству“ Рафаэля следует отдать предпочтение перед картинами господина Лебрена, но я всегда буду утверждать, что господин Лебрен лучше овладел живописным искусством во всем его объеме, потому что с течением времени было открыто бессчетное множество секретов этого искусства, которых Рафаэль не знал».

Это была смелая критика. Не только Вергилия, Пиндара, самого Гомера Перро подвергает сомнению! Илиада, по мнению Перро, лишена художественного единства. Перро подчеркивает рыхлость ее композиции. У Гомера много ненужных подробностей, отступлений, замедляющих движение сюжета.

Перро обращает внимание и на особенность гомеровских эпитетов, которые, считает он, употребляются вне всякой связи с конкретными обстоятельствами, а порой и прямо противоречат им. Так Ахилл называется быстроногим и тогда, когда он, не двигаясь с места, сидит на своем корабле. А матери «гнуснейшего бандита» Ира дается эпитет «почтенная» — только потому, что этот эпитет удачно заканчивает стих. Но разве это путь для великого поэта? Гомер — это детство искусства, его несовершенная ступень.

Не только поэтическое искусство Гомера является объектом критики Перро. Его отталкивают и простота нравов, и нецивилизованность жизни, изображенные поэтом. Герои сами готовят себе пищу, дочь царя стирает белье. Одиссей ложится спать вместе со свиньями, дерется на кулаках с презренным бродягой, его ложе покрыто паутиной. Разве можно себе представить монарха, в чьем доме не было бы конюхов «и чьим детям приходилось самим выпрягать мулов из повозки»? Наибольшее возмущение Перро вызывает Ахилл, который позволяет себе царя царей называть пьянчугой и бесстыдником. Он не только неотесан и груб, но и жесток, несправедлив, презирает религию и попирает законы. А ведь он описан автором с симпатией!

Коробит Перро и низменность стиля Гомера, то, что он называет вещи своими именами и не боится анатомических подробностей. Ему не хватает благовоспитанности и хорошего вкуса, речь его героев груба, простонародна. «Так говорят не придворные, — замечает шевалье (еще одно действующее лицо „Параллелей между древними и новыми“), — так говорят наши крестьяне».

Римляне выше греков, ибо вступили на историческую сцену позднее, но и они не свободны от недостатков. Римские авторы нарушают не только правила благопристойности и хорошего вкуса, но и законы морали. Их сочинения опасно давать в руки молодым людям. Это касается даже Вергилия: «…все наши романы не знают более дурного примера, чем пребывание Энея и Дидоны в пещере, где они вынуждены укрыться от дождя».

Перро стремится не столько развенчать древних, сколько разрушить то представление о них, которое было присуще его веку. Он хочет показать, как далеки античные нравы, нормы и вкусы от современных и как не правы те, кто берет их как образец для подражания. Как мало походит то, что пишет о Гомере Перро, на то, что писал о нем автор «Поэтического искусства»: