Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

Полагал бы: БУРЛЮКА Николая Давидовича, 31 года. Расстрелять».

Услышав приговор, Николай мог вспомнить строки, которые написал несколько лет назад:

«Я изнемог, и смутно реетВ пустой груди язык чудес…Я, отрок вечера, вознесТвой факел, ночь, и он чуть тлеет.

Страдальца взор смешно пленяетМои усталые глаза.Понять могу ли, егоза,Что уголь, не светя, сгорает?

Я зачарованный, сокрытый,Я безглагольно завершён.Как труп в непобедимый лён,Как плод, лучом луны облитый».

Чрезвычайная «тройка» особотдела 6-й армии вынесенный приговор утвердила. И 27 декабря 1920 года бывший белый офицер был расстрелян.

Поэта Николая Бурлюка забыли. Кто, в самом деле, помнит его строки, написанные в 1913 году? Вот эти:

«А я в утомлении сердцаПознаю иную качель:Во мне вновь душа иноверца,Вкусившего вражеский хмель».

Вновь «Мистерия»

Наступил год 1921-ый. 7 января рижская газета «Сегодня», упомянув поэму Есенина «Инония», назвала её «диссертацией на получение привилегированного пайка».

А Маяковский, продолжая переписывать на свой лад произведения мировой литературы, дошёл до самого себя и принялся переделывать свою же собственную «Мистерию-буфф». Прежде всего, он написал предисловие к пьесе:

«" Мистерия-буфф" – дорога. Дорога революции. Никто не представляет с точностью, какие ещё горы придётся взрывать нам, идущим этой дорогой…

Поэтому, оставив дорогу (форму), я опять изменил части пейзажа (содержания)».

Будучи уверенным в том, что будущее он знает, как свои пять пальцев, Маяковский не сомневался в том, что его «Мистерию» потомки будут возобновлять на сцене неоднократно. И обратился к ним с призывом:

«В будущем все играющие, ставящие, читающие, печатающие „Мистерию-буфф“, меняйте содержание – делайте содержание её современным, сегодняшним, сиюминутным».

И поэт продемонстрировал, как и что следует «менять». Если в первом варианте пьесы на полюсе первым появлялся француз (с рассказом о том, как «Париж / был вырван / и вытоплен в бездне / у мира в расплавленном горле»), то теперь этим первым стал немец (с рассказом о «вырванном» Берлине). Произошло это оттого, что в XX веке во Франции революции не было, а в Германии она случилась – в конце апреля 1919 года: появилась и целых две недели просуществовала Баварская Советская Республика.

Среди действующих лиц новой «Мистерии-буфф» уже не было Дамы-истерики – ведь Мария Андреева, послужившая её прообразом, от Горького ушла, уступив своё место другой Марии, Закревской-Бенкендорф. Поэтому вместо Дамы-истерики появилась Дама с картонками, переменившая «наций сорок»:

«Сначала была русской —Россия мне стала узкой.Эти большевики – такой ужас!»

Прежних реплик («Послушайте, я не могу!», «Отпустите!», «Не надо!») Дама уже не произносила, они были переданы другому «истеричному» персонажу – Соглашателю:

«Соглашатель(в истерике отделяется от толпы)

Милые красные! / Милые белые!Послушайте, я не могу!..Бросьте друг на друга коситься.Господа, товарищи, / надо согласиться».

С этими словами на протяжении всей пьесы он обращается ко всем другим действующим лицам:

«Товарищи!/ Согласитесь,…послушайте старого / опытного меньшевика!..Бросьте трения, / надо согласиться».

Второй вариант «Мистерии» отчётливо демонстрировал, что мировозрение Маяковского изменилось, и его отношение к происходившему в стране стало несколько иным. Если первое действие первого варианта завершалось тем, что «нечистые» принимались за сооружение ковчега, то во втором варианте около работавших появлялся Соглашатель, призывавший работать «поскорее». Рядом с ним был некий Интеллигент, «спец», представлявший когорту умелых, обученных людей, которым предстояло вывести Советскую Россию из разрухи. Маяковский насмехался и над «спецом»:

«Интеллигент (отходит в сторону)Работать – / и не подумаю даже.Сяду себе вот тут / и займусь саботажем.(кричит на работающих)Живей поворачивайся!Руби, да не промахивайся мимо!

ПлотникА ты чего сидишь, руки сложивши?

ИнтеллигентЯ спец. Я незаменимый».

«Человек просто» во втором варианте пьесы заменён «Человеком будущего», который представлял себя так:

«Я видел тридцатый, / сороковой век.Я из будущего времени / просто человек».

То есть Маяковский как бы нашёл, наконец, для себя точное определение: «Человек будущего». Он уже не обещал заоблачных «царств», он сулил нечто другое:

«Всякий, / кому нестерпимо и тесно,знай: / ему – / царствие моёземное – не небесное».

Если в первом варианте упоминался мёрзнувший в зимнюю пору Петроград:

«ВельзевулДовольно разговаривать! Пожалте на костры!

БулочникОстри!Нашёл чем пугать! Смешно, ей-богу!Да у нас / в Питере / вам бы ещё заплатилиза такую головню»,

то во втором варианте речь шла уже о замерзавшей Москве:

«БулочникДа у нас / в Москве / вам бы ещё заплатили за дрова.От мороза колики, / ау вас / температура здорова».

В первом варианте «нечистые», покидая ад, восклицали:

«ХорШагайте по ярусам! Выше! По тучам!»,

А во втором варианте Маяковский отдавал на съедение чертям Даму, ставшую уже никому не нужной:

«Дама(откуда ни возьмись, бросается на грудь к Вельзевулу)

Вельзевульчик! / Милый! / Родной!Не дайте даме погибнуть одной!Пустите меня, / пустите к своим! / Пустите, милый!А то эти нечистые такие громилы!

ВельзевулНу, что ж! / Приют дам.Пожалуйте, мадам!

(Показывает на дверь, из-за которой моментально выскакивают два чёрта с вилами и выволакивают даму. Он потирает руки.)