Первый: Новая история Гагарина и космической гонки - Стивен Уокер
Через несколько минут после сообщения Левитана «Восток» вновь пересек границу дня и ночи и вошел в новый день. Начался он со сверкающей оранжевой полоски вдалеке – «переливающейся», мерцающей оранжевой полоски, похожей на «красивый ореол», увенчавший восточный горизонт. «Сначала радуга от самой поверхности Земли, – произнес Гагарин в микрофон своего магнитофона, – и вниз такая радуга переходит. Очень красиво! Уже ушло через правый иллюминатор. Видно звезды через "Взор", как проходят звезды. Очень красивое зрелище». Цвета были ослепительными, они переходили от оранжевого к голубому и дальше, к черноте космоса, – цвета чистые и более интенсивные, чем он или кто-либо другой из людей когда-либо видел. «На Земле таких цветов не удавалось наблюдать», – отметил Гагарин. Зрелище было «очень красивое» – к этому моменту у Гагарина уже кончались эпитеты для описания этого невероятного путешествия по небу, – и он не мог оторвать от него глаз, рассматривая окружающий мир в иллюминаторы. А в 10:09 внезапно над горизонтом появилось Солнце – это был рассвет в ускоренной перемотке, заливший кабину ярким светом. Он был на верхушке мира.
Через четыре минуты после выхода из тени, в 10:13, он услышал слабый голос станции «Весна» в Москве. Короткое мгновение связи через полпланеты.
– Как слышите? – сказал голос.
– Вас слышу хорошо. Полет протекает…
Но в Москве так и не услышали продолжение начатой фразы. Еще дважды Гагарин передавал в эфир текущий отчет, но никто его не слышал, и он тоже никого не слышал. Двусторонняя голосовая связь вновь была потеряна – и на этот раз окончательно. Но теперь ему пора было забыть и о радио, и о панораме за иллюминаторами и сосредоточиться на возвращении домой.
Космический корабль несся навстречу солнечному свету, и его бортовое программно-временное устройство «Гранит» – тикающий механический таймер – уже активировало автоматическую систему ориентации корабля по Солнцу. Гагарин ощущал, как она работает – датчики, ориентируясь по положению Солнца, отдавали команды рулевым двигателям корабля. Короткие струи холодного газообразного азота вырывались в вакуум снаружи, постепенно приводя «Восток» в правильное положение для торможения. Лишь после этого мог включиться по графику самый главный элемент системы – тормозной двигатель в хвостовой части корабля, нацеленный прямо на Солнце. Гагарин из кабины чувствовал, как «Восток» ищет правильный угол: корабль менял угол тангажа, а затем начал легко вилять кормой, как при парковке автомобиля в ограниченном пространстве. Здесь, правда, парковочное место было трехмерным, и если бы автомат что-то сделал неправильно, последствия могли оказаться самыми печальными. Космонавту пришлось бы использовать секретный код и попытаться сделать это вручную.
На протяжении 16 минут Гагарин ждал, пока рулевые движки выполнят свою задачу. В 10:24 система ориентации по Солнцу зажгла на панели перед космонавтом желтый сигнал «готовность». Она отработала безупречно. Теперь космический корабль был сориентирован правильно. Через одну минуту таймер «Гранит» должен был дать команду на следующий шаг последовательности: включение самого тормозного двигателя. Гагарин затянул привязные ремни и опустил лицевое стекло шлема. Он снова включил освещение в кабине, закрыл жалюзи на иллюминаторе справа и стал ждать включения двигателя.
Если все пойдет по плану, 40 секунд работы[556] двигателя будет достаточно, чтобы замедлить корабль, свести его с орбиты и начать длинный пологий спуск обратно к Земле. Через 10 секунд после выключения двигателя шар спускаемого аппарата должен был автоматически отделиться от отработавшего двигательного отсека, чтобы вскоре войти в атмосферу. Гагарину оставалось всего полчаса до посадки, но при этом он приближался к западному побережью Африки и пока находился в 8000 км от дома. С учетом слишком большой высоты – высоты, о которой он не знал, – его жизнь теперь зависела от двигателя, разработчик которого пообещал пустить себе пулю в лоб, если двигатель откажет. Другого способа вернуться не существовало. Попытка была единственной в буквальном смысле.
В 30 км к югу от Саратова на Волге, где Гагарин когда-то изучал литейное дело в индустриальном техникуме, возле села Подгорное на восточном берегу реки от главной дороги отходил проселок, который вел в закрытую зону дивизиона ПВО. За знаками «Проход запрещен» и постами вооруженной охраны находились шесть зенитно-ракетных комплексов С-75, принадлежавших в/ч 40218. Это были ракеты того самого типа, какими год назад сбили Гэри Пауэрса. Именно они стали в 1962 году поводом для Карибского кризиса. Рядом с ракетами располагалась радиолокационная станция. Задача этой системы заключалась в обнаружении вражеских самолетов и ракет, а затем в их уничтожении.
В тот день с 6:00 операторы радиолокационной станции находились в состоянии высокой боевой готовности. Приказ пришел из штаба военного округа в Куйбышеве, находившегося примерно в 400 км севернее. Никому на станции не сказали, в чем дело. Но время шло, и в какой-то момент операторам приказали начать поиск в небесах «объекта», который мог появиться там в любой момент. Командир подразделения майор Ахмед Гассиев[557] и его команда операторов приступили к круговому поиску на глубину около сотни километров. Еще час назад они могли только гадать, что за объект направляется в их сторону. Может быть, очередной шпионский U-2? Но после сообщения Левитана по радио в 10:02 Гассиев понял, что именно они ищут.
Искали не только они. На военном аэродроме под Куйбышевом вертолеты и двухмоторные поисково-спасательные самолеты Ил-14 стояли в готовности на взлетном поле, чтобы по первому сигналу о приземлении Гагарина вылететь за ним. В каждом самолете было по два парашютиста и врач, обученный прыжкам с парашютом. Они имели при себе аварийные медицинские комплекты и должны были оказать на месте помощь космонавту в случае получения травм при приземлении. В отличие от вертолетов, эти команды могли добраться до любого места даже в самой негостеприимной и труднодоступной местности. Их руководитель Виталий Волович был известен[558] тем, что в 1949 году прыгнул с парашютом на Северном полюсе, и здесь вряд ли можно было встретить более сложный ландшафт.
Посадки Гагарина ожидали семь спасательных команд, а также 20 самолетов и 10 вертолетов – часть из них в Куйбышеве, часть в других местах. Бóльшая часть самолетов и вертолетов была оборудована поисковыми устройствами, которые позволяли засечь и сигнал корабля, и сигнал радиомаяка с антенной на парашютных стропах Гагарина при приземлении. Дополнительно поиск вели военные системы радиолокационного обнаружения вроде той, что была на ракетной батарее майора Гассиева.
Ставки были высоки – и не только для человека в космическом корабле. Командующий войсками Приволжского военного округа генерал-полковник Андрей Стученко был разбужен рано утром звонком из Кремля. «Очень скоро человек полетит в космос, – сказал генералу голос на том конце линии. – Вы должны организовать его благополучное спасение и прием. Отвечаете головой»[559].
По всей Саратовской области, площадь которой лишь немного уступает площади Англии, многочисленные команды солдат и спасателей готовились к последнему акту драмы. Где-то там, наверху, в ближайшие полчаса молодой офицер ВВС, только что произведенный в майоры, должен был начать путь домой из космоса. Приземление Гагарина планировалось возле Хвалынска – небольшого речного порта на полпути между Саратовом и Куйбышевом. Но теперь, с учетом более высокой орбиты, космонавт мог приземлиться в сотнях километров от цели. Полеты с собаками доказали, что космический корабль редко оказывается там, где планировалось, – если вообще оказывается. Но то были собаки. А теперь речь шла о человеке, причем об уже знаменитом человеке. Его просто необходимо было найти быстро, где бы он ни приземлился. А пока майор Гассиев и его операторы внимательно следили за экранами, а их радары вращались, обшаривая небо по кругу.
Внутри «Востока» на приборной доске замигала зеленая лампочка – сигнал спуска. В 10:25 Гагарин услышал шум. Тормозной двигатель позади внезапно и «очень резко»[560] толкнул его в спину. Он работал!
Гагарин запустил секундомер. Приблизительно 40 секунд работы. Он почувствовал перегрузку, которая вдавила его в кресло в первый
