Эмир Кустурица - Эмир Кустурица. Автобиография

Часто Мать рассказывала мне о приключениях, связанных с ее замужеством, а женщина по имени Хатидза Хаджиахметович, участвовавшая в похищении, приезжала к нам в гости. Она говорила мне, что Мать заигрывала с Дедом из своего окна и что в женихах у нее недостатка не было, поскольку она была очень красивой и из знатной семьи. Перед их свадьбой Дед сказал ей: «Ханифа, я знаю, что у тебя много претендентов, но они в большинстве своем торговцы, а торговля — дело ненадежное: в любую минуту можно разориться. А я — государственный служащий, мне зарплата всегда гарантирована. Если я умру раньше тебя, ты даже будешь получать пенсию».

Когда Дед умер и Мать получила свою первую пенсию, она рассказала мне об этом.

Поговорим немного о городе Доньи-Вакуф, который был в ту пору небольшим поселком. В нем было два главных квартала: Нижний и Верхний. Дед жил в Нижнем квартале, его семья владела двумя домами. Я по сей день их хорошо помню. И поскольку он был госслужащим, то жил безбедно.

Мать жила в Верхнем квартале, к которому нужно было подниматься по холму. Семье Матери принадлежал дом с двором и садом, который они возделывали. У них была также летняя резиденция, расположенная по пути в Травник, — большое владение с фруктовыми садами, богатыми яблоками, сливами, грушами и множеством других фруктов.

Теперь перехожу к свадьбе Матери. Она условилась с Дедом, что он придет за ней в одну из ночей, когда ее родственники должны будут уехать за город и с ней останется одна сестра. Она приготовила свои вещи в другой комнате, чтобы не привлекать внимания. В это время Дед ждал ее с Хатидзей в фиакре у подножия холма. Мать улучила минутку, пока ее сестра молилась. По окончании молитвы сестра встала с колен и, обнаружив, что в доме никого нет, разрыдалась: «Мою сестру Ханифу украли!»

Итак, мой Эмир, там не было ни брата Деда, ни пистолетов, как ты пишешь в своем рассказе. У Деда даже детской рогатки не было. Он никогда не увлекался оружием и был совершенно неспособен угрожать сестре и старой матери Ханифы пистолетом.

В Вакуфе Акиф родился в 1920 году, а я — в 1924-м. Дед, как государственный служащий, был впоследствии переведен в Бугойно, где родилась Сенка. Там мы жили до 1939 года, пока Дед не получил новое назначение в Прозор. Мой брат Акиф учился в средней школе в Банье-Луке, закончил Торговую академию, и, когда нашел работу в Сараеве в 1941 году, мы все поехали с ним, поскольку там было спокойнее. Продолжение тебе известно.

Дорогой Эмир, я бы никогда тебе этого не написала, если бы ты сам не затронул эту тему. Если Сенка чувствует себя неважно, разорви это письмо, чтобы лишний раз ее не волновать. Я бы предпочла, чтобы ты прочел его один, поскольку речь идет о твоих Дедушке и Бабушке.

Любящая вас Иза.

Любовь моей тети Изы к своим родителям, которая выражалась в том, что она писала о них с большой буквы, тронула мою душу, так же как ее стремление установить истину. Неуловимая грань между тем, что произошло на самом деле, и тем, чего не было, породила чудеса. История похищения нашей Матери вовсе не является плодом моего воображения. Ее рассказывал мой дед маленькому мальчику, которым я тогда был, пока Мать готовила нам слоеный пирог. Возможно, он рассказывал ее, чтобы позабавить нас с Матерью? Я не знаю. Она слушала рассказ, приправленный кинематографическими эффектами, такими как пистолеты и прочие аксессуары. Дед развлекал нас, меня и нашу больную Мать. Прочитав письмо моей тети, я сделал вывод, что в загадочной улыбке Матери и взглядах, которые она бросала на Деда, уже тогда скрывалось то, о чем написала мне тетя Иза, но также и радость от того, что эта версия их свадьбы приносила столько удовольствия их внуку.

После ухода из жизни их брата Акифа смерть и похороны стали ежедневной темой разговора двух сестер. Тетя Иза не хотела, чтобы ее кончина застала врасплох ее дочерей, Аиду и Сабину, став дополнительной обузой для их и без того скудного бюджета. Поскольку дядя Акиф был похоронен на участке в Бараме, Иза настаивала на том, чтобы его эксгумировали и на этом месте сделали семейную могилу. Так она избавляла своих детей от расходов на похороны, деля могилу между несколькими членами семьи. Но Дуня Нуманкадич сразу воспротивилась этой идее:

— Никто не посмеет нарушать покой моего отца! Я даже думать об этом не хочу!

В итоге смерть унесла тетю Изу, подтвердив ее опасения.

Накануне войны Сенка, чтобы помочь сестре, оставила ей свою пенсию служащей факультета гражданского строительства. Несмотря на благодарность, тетя Иза не смогла удержаться от комментария:

— Тебе хорошо, твой Эмир может похоронить тебя хоть в золотом гробу. А что будут делать мои бедные дети?

— Ради бога, Иза, они похоронят тебя, как смогут! Нам что, не о чем больше поговорить?

— Сенка, меня охватывает паника, ночью я не могу сомкнуть глаз: я боюсь земляных червей!

— Каких еще червей? — спросила Сенка.

— Они похоронят меня по мусульманскому обычаю, потому что так дешевле! Для меня это неважно, но я не могу спать по ночам при мысли, что меня просто завернут в простыню и мое тело сожрут черви!

В 1996 году, в конце войны, тетя Иза умерла и была захоронена так, как опасалась при своей жизни. Ее дети сделали это вовсе не из плохих побуждений. Просто это было частью их мусульманской веры, подкрепленной войной.

В отличие от подавляющего большинства членов моей семьи, склонных вести оседлый образ жизни — до такой степени, что их даже настигал осколок снаряда в собственной кровати, — меня не могла догнать ни одна пуля.

Я постоянно мотался между Парижем и Нью-Йорком, последний семестр читал лекции студентам Колумбийского университета и готовил вместе с Душаном Ковацевичем «Андерграунд». Майя преодолевала этот сложный период как настоящая героиня. Она даже сдала экзамен на право вождения, несмотря на то что боялась садиться за руль. Ей удалось победить страх своего отца перед торжественными моментами, который сбросил Мисо с его мотоцикла. Она вела хозяйство, воспитывала Дуню и Стрибора, отвозила их в школу, а Сенку — на сеансы химиотерапии. Я был уверен, что для меня единственным способом противостоять войне было продолжать свою личную борьбу. И в моем случае этой борьбой были съемки фильма. В очередной раз я вспомнил Иво Андрича. Он ведь тоже оказался в стороне от войны. И свои ключевые произведения создал именно в период Второй мировой войны.

После скандала с «Аризонской мечтой» я стал персоной нон грата для страховых компаний и для «Finance Film». А без них мне не представлялось возможным осуществить ни один кинематографический проект. Поэтому мне требовалось найти продюсера, желательно состоятельного человека, которому не пришлось бы выпрашивать банковские ссуды и кредиты. В то время большинство моих коллег считали, что моей карьере пришел конец, поскольку я не раз покидал съемки и вышел далеко за рамки бюджета. Именно тогда произошел счастливый поворот событий, как это часто случалось в моей жизни. «Бинго!» — сказали бы сегодня. Моим спасителем оказался французский магнат ВТР[100] Франсис Буиг. Несколько лет назад, когда мы еще жили в Нью-Йорке, этот миллиардер уже направлял ко мне Пьера Эдельмана, чтобы довести до моего сведения: самый богатый человек Франции хотел бы финансировать один из моих фильмов. Вместе с женой он смотрел «Время цыган» и вроде бы даже плакал.