Арнольд Гессен - Жизнь поэта

В декабрьский вечер 1828 года в Москве, куда снова приехал Пушкин, произошла встреча, роковым образом изменившая весь ход жизни Пушкина: на одном из московских балов поэт увидел шестнадцатилетнюю красавицу - Наталью Гончарову.

«В белом воздушном платье, с золотым обручем на голове, она в этот знаменательный вечер поражала всех своей классической, царственной красотой. Александр Сергеевич не мог оторвать от нее глаз. Слава его тогда уже прогремела на всю Россию. Он всюду являлся желанным гостем; толпы ценителей и восторженных поклонниц окружали его, ловя всякое слово, драгоценно сохраняя его в памяти. Наталья Николаевна была скромна до болезненности; при первом знакомстве их его знаменитость, властность, присущие гению, - не то что сконфузили, а как-то придавили ее...» - пишет А. П. Ланская, дочь Натальи Николаевны от второго брака.

Красота девушки поразила Пушкина, и он тогда же сказал, что участь его будет навеки связана с нею.

Будущее их не предвещало, однако, ничего доброго...

Тяжелая жизнь в доме Гончаровых наложила, видимо, на облик девушки какой-то отпечаток страдания. Дед ее, владелец полотняных фабрик в Калужской губернии, растратил нажитое предками огромное состояние, отец сошел с ума и страдал буйными припадками, мать создала для трех своих дочерей невыносимо тяжелую обстановку.

Пушкин был серьезно увлечен. Ему было уже тридцать лет, глубокое одиночество в чуждом поэту светском мире все больше и больше тяготило, воспоминания о пережитом вызывали «змеи сердечной угрызенья», и он мечтал о женитьбе, семейной жизни, возможности предаться спокойному творческому труду.

П. А. Вяземский, еще не знавший о встрече Пушкина с юной Гончаровой, сразу заметил в нем перемену и писал 9 января 1829 года А. И. Тургеневу: «Он что-то во все время был не совсем по себе. Не умею объяснить, ни угадать, что с ним было... и все не узнавал прежнего Пушкина».

В то время славились в Москве своею красотою две девушки - Алябьева и Гончарова. Осведомившись о серьезных намерениях Пушкина, Вяземский послал ему 26 апреля 1830 года, накануне помолвки, из Петербурга в Москву: «Гряди, жених, в мои объятия!.. Поздравляю тебя от всей души... Я помню, что сравнивал я Алябьеву с классической красотой, а невесту твою с красотою романтическою. Тебе, первому нашему романтическому поэту, и следовало жениться на первой романтической красавице нынешнего поколения».

Пушкин после встречи с Натальей Гончаровой уехал 3 или 7 января 1829 года в Старицу, имея в виду позаботиться о выпуске «Полтавы», но в середине марта снова вернулся в Москву. Он стал бывать в доме Гончаровых, познакомился и с восемнадцатилетней сестрой Натальи, Александриной, знавшей наизусть его стихи. Поэт нравился ей.

Наталья Гончарова была очень застенчива, держала себя с Пушкиным тихо и робко и тем еще больше нравилась ему. Впрочем, и сам поэт держал себя с нею застенчиво, с благоговейным восхищением, надеясь приобрести со временем ее расположение.

Мать, Наталья Ивановна, ханжа и церковница, женщина грубая и своенравная, не очень жаловала Пушкина, с его вольными стихами и мятежными репликами, оскорблявшими ее монархические чувства, ее преклонение пред Александром I.

И когда 1 мая 1829 года Ф. И. Толстой - «Американец» явился в дом Н. И. Гончаровой и от имени Пушкина просил руки ее дочери Натальи Николаевны, она ответила уклончиво: дочь еще слишком молода, надо подождать...

Поэт с сомнительной политической репутацией, не располагавший к тому же определенным материальным состоянием, не очень импонировал ей в качестве мужа дочери-красавицы. Собственное ее имение было разорено, она нуждалась и рассчитывала найти для дочери лучшую партию.

Пушкин, получив ответ матери Гончаровой, в тот же день написал, ей:

«На коленях, проливая слезы благодарности, должен был бы я писать вам теперь, после того как граф Толстой передал мне ваш ответ: этот ответ - не отказ, вы позволяете мне надеяться. Не обвиняйте меня в неблагодарности, если я всё еще ропщу, если к чувству счастья примешиваются еще печаль и горечь; мне понятна осторожность и нежная заботливость матери! - Но извините нетерпение сердца больного, которому недоступно счастье. Я сейчас уезжаю и в глубине своей души увожу образ небесного существа, обязанного вам жизнью...»

Отправив письмо, Пушкин тут же, не испросив разрешения Бенкендорфа, выехал на Кавказ и в Арзрум, где шла война России с Турцией. В действовавшей армии находились тогда брат Пушкина Лев, лицейский товарищ, декабрист В. Д. Вольховский, брат лицейского товарища, декабрист М. И. Пущин, близкие друзья его генералы М. Ф. Орлов и Н. Н. Раевский.

В рядах действовавшей против турок кавказской армии было вообще много разжалованных в рядовые декабристов, и «прикосновенных» к восстанию лиц, и очень много солдат - участников восстания.

Пушкину хотелось хоть на короткое время вырваться из тисков Петербурга, влекла его к себе и война, шум подъятых «знамен бранной чести», жажда сильных впечатлений -

Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра

И смерти грозной ожиданье.

Бенкендорф насторожился, узнав о самовольном отъезде Пушкина на Ка вказ. Он предложил петербургскому генерал-губернатору П. В. Голенищеву-Кутузову учредить за поэтом на Кавказе наблюдение. Тот довел об этом до сведения главнокомандующего отдельным кавказским корпусом И. Ф. Паскевича. Паскевич приказал начальнику своего штаба предупредить тифлисского военного губернатора о предстоящем прибытии Пушкина и необходимости учредить за ним надзор.

Тифлисский военный губернатор с своей стороны предписал тифлисскому гражданскому губернатору «следить за Пушкиным по его прибытии и секретно доносить ему об его образе жизни».

Так весь полицейский и жандармский аппарат был поднят на ноги, чтобы преследовать по пятам поэта, осмелившегося выехать из Петербурга на юг...

* * *

4 марта 1829 года петербургский почт-директор К. Я. Булгаков выдал Пушкину подорожную на получение лошадей до Тифлиса и обратно.

В Москве Пушкин посетил его брата - А. Я. Булгакова, тоже назначенного вскоре московским почт-директором. Услышав, что поэт собирается ехать на Кавказ, дочь Булгакова воскликнула:

- Ах, не ездите! Там убили Грибоедова...

- Будьте покойны, сударыня, - ответил Пушкин, - неужели в одном году убьют двух Александров Сергеевичей? Будет и одного!

Еще один знакомый заметил Пушкину:

- О боже мой, не говорите мне о поездке в Грузию. Этот край может назваться врагом нашей литературы. Он лишил нас Грибоедова.