Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 - Александр Ильич Клибанов
Как-то, уже давно, перечитывая Толстого (Войну и мир), я записал несколько строк из разговора Пьера со своей будущей женой:
«Мы все думаем, что как нас выкинет из привычной дорожки, все пропало: а тут только начинается новое хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он обращаясь к Наташе».
Саня.
№ 417. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной
19.XI.52 г.
Твое прозванье – жизнь моя и цель
Последнего предсмертного порыва.
Низами
В незакатной ночи,
В пустыне,
Где теней скрещены острия,
Не оставь меня, светлое имя,
Чудотворная сила твоя!
Не сули тишины, ни вешних,
Потопляющих сердце снов,
Ни грядущего снов утешных,
Ни надежд.
Ниспошли стихов!
Тронь!..
И строй моих чувств колыша
Гармонической чередой,
В смуте звуков яснее, ближе
Означается голос твой.
Постигаю сквозь дали лик твой.
Полнится бытие!
Не стихи шепчу…
Молитву…
Да святится имя твое!276
Это о тебе и тебе, Коинька.
№ 418. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову
15/XII/52 г.
Родной, опять дни какого-то застоя и ужасная мертвенность души. Знаю, что давно надо было написать тебе письмо, чтобы ты получил к Новому году долгожданные листки. Но все ждала проблеска и все его нет. Так и пишу. Если бы скорее шло время, это одно неотступное желание. Но время, одновременно, не проходит бесследно, оно вымывает жизненные силы.
Твоя любовь приносила столько радости и счастья, что все кругом пело и цвело. Избавленная былой радостью, я страшно томлюсь
Дорогой мой, хоть бы ты сохранил здоровье и сберег бы живую душу. Может быть, нам еще улыбнется счастье? Будем в это верить и ждать и надеяться.
Как и во все предыдущие года, где бы я не была, в тот миг, когда стрелки часов близятся к двенадцати, я буду только с тобой.
Что принесет нам Новый год? Перед неизвестностью будущего года всегда раздается, как в детстве, какая-то надежда на что-то светлое и даже что-нибудь просто чудесное. Будем верить.
Все мои мысли и чувства неизменно и всегда с тобой.
Скажу словами Тютчева:
Все, что сберечь мне удалось
Надежды, веры и любви
В одну молитву все слилось:
Переживи, переживи!
Обнимаю тебя, горячо целую. С Новым годом!
Н.
1953
№ 419. Н. В. Ельцина – В. Д. Бонч-Бруевичу
1953 г.
Дорогой Владимир Дмитриевич!
Пять месяцев напряженной борьбы за право работы над проблемой, которой посвящена большая часть всей моей жизни, привели, наконец, к положительному разрешению вопроса и при этом в одном из самых удачных вариантов: я – личный сотрудник академика В. А. Энгельгардта и продолжаю линию своих прежних исследований.
Трудно даже рассказать, сколько часов я провела около самых различных дверей в ожидании того или иного разговора, сколько раз казалось, что стена каменная и ее не пробить. Но в глубине души я всегда верила не только в побеждающий голос разума, но и в некоторые истины, которые для всего передового человечества двадцатого века очевидны и нерушимы.
Однако для целого ряда ладей многое требовало доказательств и подтверждений. Со свойственной Вам большой принципиальностью, несмотря на тяжелую болезнь, Вы, как всегда, откликнулись и пришли на помощь.
Я не могу найти слов, чтобы поблагодарить Вас не только за проявленную человечность, но и за Ваше прямое участие, которое несомненно имело существенное значение для решения всего вопроса.
Хочется снова жить, чтобы отдать все силы великой загадке природы, над которой работают ученые всех стран, – злокачественным опухолям, – и какое счастье, что такие люди, как Вы, существуют.
Дорогой Владимир Дмитриевич, я скоро уезжаю, и мне очень хочется Вас повидать, чтобы увидеть своими собственными глазами, что Вам лучше. Мне очень хочется поговорить с Вами также о работах по истории религиозных движений в России, которые имели такое существенное значение для всей русской истории и которые нелепо, незаслуженно забыты и не имеют своего продолжения.
Я могу приехать в любой день и в любое время.
№ 419. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной
10.I.53 г.
Моя родная,
я уже знаю, что Манюша получила поздравление, а получила ли ты мои стихи, не знаю.
Мне нужно, чтобы тебя всегда окружала моя живая любовь. Я напишу коротко, как сложились строки, которые я послал и сейчас повторяю. Я еще в них, не вижу, они хороши или плохи. Может быть, о моем чувстве больше скажет их творческая история, чем они сами.
Писал я мало, но поэзия была воздухом моей жизни. Я серьезно думаю, что этот мой мир создан тобой, я ощущаю его как твою духовную эманацию. Вот образ: сияние чистой любви, проходящее через личность и становящееся стихами. Это мы с тобой. Уже давно я хотел так сказать, т. е. стихами о стихах. Я бы сделал это, если бы не Шекспир, который переступил мне путь:
Ты вновь и вновь найдешь в моих стихах
Все, что во мне тебе принадлежало,
Пускай земле достанется мой прах,
Ты, потеряв меня, утратишь мало,
С тобою будет лучшее во мне,
А смерть возьмет от жизни быстротечной
Осадок, остающийся на дне,
То, что похитить мог бродяга встречный.
В другом сонете (на память не повторю) Шекспир признается, что красоту своих стихов черпает в красоте любимого существа. Вот мотив, который во мне живет! Не очень давно я прочел «Гранатовый браслет» Куприна. Вера Шеина вспоминает последние слова, освещавшие сознание бедного Желткова, и просит свою подругу сыграть ей из Аппассионаты. Она слушает, и в ее чувстве largo нижется музыкальными строфами, каждая из которых заключается словами предсмертной записки Желткова: «Да святится имя твое». Меня осенило тогда: да ведь эти слова и есть то, что я о тебе думаю. Произошла встреча темы и образа. Строка молитвы из записки Желткова ожила во мне не только по смыслу, но и ритмически. Я ее почувствовал как обобщение своего чувства к тебе, как строку, заключенную в возникавшие стихи. И вот что втекло в эту строчку:
