«Крот» в генеральских лампасах - Владимир Матвеевич Чиков
Духанин убедился, что его подследственный умеет держать удар, хорошо владеет собой, и потому заметил:
— О доказательствах, Дмитрий Федорович, мы еще поговорим. Кстати, я прекрасно понимаю вас как человека, который многие годы был не в ладу с присягой Родине. Потому вы и стремитесь сейчас, когда вас уже арестовали, спрятаться за положения Уголовно-процессуального кодекса вместо того, чтобы четко ответить на мой вопрос…
— О чем вы, Александр Сергеевич? — с учтивостью вдруг произнес генерал.
— Да все о том же: в ваших показаниях не хватает конкретики. Складывается впечатление, что вы чего-то ждете от меня. Или вы полагаете, что я за вас буду рассказывать о тайной части вашей жизни? Вы в самом начале признались в сотрудничестве с американскими спецслужбами. Похвально, что решили сотрудничать со следствием. Дело осталось за малым: подробно рассказать об этом. И вот тут-то у вас стали возникать затруднения. Так, во всяком случае, показалось мне. Думаю, не нужно быть провидцем, чтобы не понять, что вы хотите сначала услышать, чем располагает в отношении вас КГБ. Я понимаю вас, вы хотите, чтобы были «и овцы целы, и волки сыты». Для ясности дам сейчас вам ключ к пониманию создавшейся ситуации и ожидаю от вас гораздо большей откровенности. Я называю оперативный псевдоним, присвоенный вам в ФБР при вербовке, — Топхэт. Он вам известен, не правда ли? И еще я называю ваш регистрационный номер — три тысячи пятьсот сорок девять «С». Как видите, мы многое знаем о вас. Теперь сами делайте выводы.
Когда следователь произнес оперативный псевдоним и сообщил регистрационный номер, Поляков содрогнулся, словно его ударили обухом по голове. На начало 1980 года в распоряжении ГРУ действительно имелась информация закордонного источника — сотрудника нью-йоркского отделения ФБР «Доброжелателя» [99]. Он сообщил о вербовке в 1962 году трех сотрудников представительства СССР при ООН, которым были присвоены псевдонимы Топхэт, Скоч и Федора. Кто были эти люди, оставалось неизвестным. Очень важно было разобраться — кто есть кто? Духанин понимал, что Поляков вполне мог быть или же, скорее всего, был одним из них. Но кем именно: Скочем, Федорой или Топхэтом? От точности этого определения во многом зависел успех всего расследования в целом. В ином случае — провал и полный конфуз. Для тренированного контрразведывательного ума следователя Духанина каждый фрагмент, каждая деталь, неважно, насколько она была мала и на первый взгляд незначительна, порой имела огромное значение при решении стоящей задачи и разгадывании головоломки самой высокой степени сложности. Так обстояло дело и теперь. Полной уверенности в правильности названного псевдонима у следователя не было. Поэтому ему пришлось рисковать. У него уже была разработана специальная форма доведения информации до обвиняемого, оставлявшая следователю возможность для отступления и выхода из возможно возникающего нежелательного положения, не теряя при этом своего лица. Псевдоним «Топхэт» был назван Духаниным потому, что ему по ряду признаков отдавалось предпочтение перед двумя другими.
Произведенный «выстрел» попал в «десятку»: это действительно оказался псевдоним Полякова, что было визуально замечено по его непроизвольной реакции, выразившейся резким вздрагиванием. До этого он никогда не проявлял своих эмоций, всегда оставался бесстрастным, сдержанным и всегда контролировал себя. Не имел права на иное поведение и следователь, он не мог поучать и обращать в свою веру допрашиваемого, хотя и играл первую скрипку на допросах, однако партитуры у него, конечно, не было.
Продемонстрированное следователем «знание» псевдонима Полякова прозвучало солидно и позволяло ему говорить о «безграничных» возможностях КГБ твердо и уверенно, а главное — воспринималось это подследственным весьма серьезно.
Череда предательств советских разведчиков — Попова, Пеньковского, Филатова, Резуна, Полещука, Сметанина, Гордиевского, Вареника, Ветрова и других — вызывала у всех сотрудников КГБ и ГРУ омерзение и неприязнь к этим иудам. В этой связи справедливо изречение древнеримского философа Тацита о том, что «предателей презирают даже те, кому они сослужили службу». То же испытывал и следователь Духанин при общении с сидевшим напротив него генералом Поляковым. Но что бы ни чувствовал он внутренне, а внешне Александр Сергеевич не показывал и виду, оставаясь всегда корректным, вежливым и внимательным по отношению к Полякову. Мало того, он часто интересовался состоянием его здоровья, положенными прогулками, питанием, сном и даже прочитанной книгой.
Полякову была приятна такая манера спокойного допроса и общения, когда ему было понятно, что следователь стремится получить объективную информацию о нем и о его преступлении. Именно тогда, с первого допроса, и закладывалась основа для установления психологического контакта между ними. Только при хороших отношениях следователь мог рассчитывать на абсолютную искренность допрашиваемого.
И Духанину удалось достичь этого: в последующие дни допросов Поляков начал подробнейшим образом рассказывать все о себе и своих знакомых, о работе и семье. Это было нужно для того, чтобы, во-первых, получить полнейшую информацию о подследственном, а во-вторых, приоткрыть завесу и проникнуть в его внутренний мир через проблемы, не связанные с прямым предательством. Вся его информация находила отражение в протоколах. Причем даже малозначительные факты и детали были крайне необходимы, чтобы удостовериться, когда Поляков говорил правду или ложь. Но этим предстояло заниматься уже другим следователям из пока еще не созданной оперативно-следственной группы.
На той стадии стояла одна задача — накапливать знания об арестованном, задавать ему разные вопросы, втягивать в обсуждение и даже в споры по конкретным темам и, слушая его, узнавать о нем как можно больше, чтобы объективно разобраться в мотивах его предательства. Самому же следователю нельзя было раскрываться, чтобы не попасть впросак и не дать даже намеком понять об отсутствии у него уликовых материалов. Смысл этого сводился к формуле: «Язык человеку дан для того, чтобы скрывать свои мысли, но узнавать чужие». В этом и заключалась чрезвычайная важность изначального знания о Полякове, когда от него еще не требовался ответ на главный вопрос об имевшей место вербовке и когда не надо было ему лгать и изворачиваться.
Так постепенно Поляков стал доверять следователю многие личные вопросы, что и создавало основу для их дальнейших деловых отношений.
Вскоре наконец-то была сформирована оперативно-следственная группа. В нее вошли Сергей Шубин и Алексей Посевин из отделения Духанина, Анатолий Мисливец из
