Тензин Гьяцо - Свобода в изгнании. Автобиография Его Святейшества Далай-ламы Тибета.

В одном отношении ответственность Нэйчунга и ответственность Далай-ламы перед Тибетом равны между собой, хотя мы осуществляем свою деятельность разными путями. Моя задача, задача лидера, — мирная. Его задача как покровителя и защитника — грозная. Однако несмотря на то, что наши функции похожи, мои отношения с Нэйчунгом можно сравнить с отношениями капитана и лейтенанта: я никогда не кланяюсь перед ним. Это Нэйчунг должен кланяться Далай-ламе. Но мы в довольно близких отношениях, почти друзья. Когда я был маленьким, это было весьма приятно. Нэйчунг очень любил меня и всегда проявлял обо мне большую заботу. Например, если он замечал небрежность в моей одежде, то непременно подходил и приводил в порядок мою рубашку, поправлял верхнее одеяние и так далее.

Но несмотря на такого рода фамильярность, Нэйчунг всегда проявлял ко мне уважение. Даже когда его отношения с правительством ухудшались, как это произошло в последние несколько лет правления регента, он неизменно отзывался обо мне восторженно, когда бы его ни спросили что-либо обо мне. В то же самое время, его ответы на вопросы о политике правительства могли быть сокрушительными. Иногда ответом становился только взрыв саркастического смеха. Я хорошо помню один инцидент, который произошел, когда мне было лет четырнадцать. Нэйчунгу задали вопрос о Китае. Вместо того, чтобы дать прямой ответ, кутэн повернулся к востоку и стал неистово наклоняться вперед. На это было страшно смотреть, так как, учитывая, что на его голове находился массивный шлем, этого движения вполне могло бы хватить, чтобы он сломал себе шею. Он сделал это по крайней мере раз пятнадцать, и ни у кого не оставалось сомнений относительно того, откуда исходит опасность.

Иметь дело с Нэйчунгом задача не из легких. Надо затратить много времени и терпения во время каждой встречи, прежде чем он откроется. Он очень сдержан и суров, именно таким вы могли бы себе представить знатного старика древности. Его не волнуют мелкие вопросы, но интересуют только большие дела, поэтому важно соответственно сформулировать вопрос. Есть у него свои симпатии и антипатии, но он неохотно обнаруживает их.

Нэйчунг имеет свой собственный монастырь в Дхарамсале, но обычно приходит ко мне сам. В официальных случаях кутэн одет в причудливый костюм, состоящий из нескольких слоев нижней одежды, на которую сверху надевается богато украшенное одеяние из шелковой золотой парчи, покрытое.древними узорами красного, синего, зеленого и желтого цвета. На груди он носит круглое зеркало в оправе из бирюзы и аметистов, его полированная поверхность сверкает санскритской мантрой, обращенной к Дорже Дракдэну. Перед началом церемонии он также надевает что-то вроде упряжи, на которой укреплены четыре флага и три знамени победы. В общей сложности все это снаряжение весит более семидесяти фунтов, и когда медиум не в трансе, он едва может передвигаться в нем.

Церемония начинается с пения призываний и молитв, сопровождаемого звучанием труб, тарелок и барабанов. Через некоторое непродолжительное время кутэн впадает в транс, причем до этого момента его поддерживали специальные помощники, которые теперь подводят кутэна к небольшой скамеечке, стоящей перед моим троном. Затем, когда первый цикл молитв закончен, и начинается второй, его транс углубляется: В этот момент на голову кутэна водружают огромный шлем. Этот предмет весит приблизительно тридцать фунтов, хотя в прежние времена он весил больше восьмидесяти фунтов.

Теперь лицо кутэна преображается, принимая сначала совершенно безумное выражение, а затем как бы раздувается, придавая ему довольно странный вид с глазами навыкате и надутыми щеками. Дыхание учащается, и он начинает дышать со свистом. Затем вдруг дыхание прекращается. В этот момент шлем завязывается узлом так туго, что он несомненно удушил бы кутэна, если бы при этом не случилось чего-то совершенно реального: теперь вхождение (Дорже Дракдэна) завершено, Дорже Дракдэн окончательно вошел в медиума, и тело кутэна увеличивается в размерах так, что видно на глаз.

Затем он делает первый прыжок и, выхватив ритуальный меч у одного из своих помощников, начинает медленно, с удовольствием и даже несколько угрожающе танцевать. Потом останавливается передо мной и простирается во весь рост или же совершает глубокий поклон от пояса, касаясь своим шлемом пола, а затем резко поднимает его, причем весь вес этой регалии не играет здесь никакой роли. Неистовая энергия божества едва вмещается в бренную плоть кутэна, который двигается и жестикулирует так, как будто его тело сделано из резины и приводится в движение сжатой пружиной огромной силы.

Потом следует обмен репликами между Нэйчунгом и мной: он делает мне ритуальные подношения, затем я задаю ему свои вопросы. После ответа он возвращается к скамеечке и выслушивает вопросы, которые задают ему члены правительства. Перед тем, как дать ответы на них, кутэн вновь начинает танцевать, размахивая своим мечом над головой. Он похож на великолепного свирепого тибетского военачальника древности.

Как только Дорже Дракдэн кончает говорить, кутэн делает завершающее подношение и затем, оцепеневший и безжизненный валится вниз, что является знаком ухода из него Дорже Дракдэна. Одновременно узел, удерживающий шлем, очень поспешно развязывается помощниками, которые затем выносят кутэна, чтобы он пришел в себя, в то время как церемония продолжается.

Как это ни странно, ответы оракула на вопросы редко бывают неопределенными. Как и в том случае, когда я бежал из Лхасы, он часто бывает очень точен. Но я предполагаю, что любое научное исследование затруднилось бы неопровержимо доказать или опровергнуть истинность его пророчеств. То же самое, безусловно, относится и к другим областям тибетского опыта, например, к вопросу о "тулку". Тем не менее, я надеюсь, что когда-нибудь исследование такого рода будет произведено.

В самом деле, в традиции опознания "тулку" больше логики, чем это может показаться на первый взгляд. Если принять как факт веру буддистов в принцип перерождения и что цель перерождения состоит в том, чтобы дать возможность человеку продолжить прилагать свои усилия ради блага всех страдающих живых существ, то само собой разумеется, что нет ничего невозможного в том, чтобы проследить отдельный случай перерождения. Это дает тулку возможность получить образование и занять такое место в мире, которое позволило бы им как можно скорее продолжить свою работу.

Конечно же, в этой процедуре отождествления могут быть ошибки, но пример жизни большинства тулку (из которых в данное время существует несколько сотен, хотя в Тибете до захвата его Китаем насчитывалось, наверное, несколько тысяч) является достаточным доказательством ее эффективности.