Андрей Ерёмин - Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков

На вопрос, как открыть своё сердце действию Святого Духа, Который единственно может сделать нас счастливыми, батюшка отвечал так:

«Очень важно желать этого, желать до глубины души. Как если бы мы давно не пили и жаждали воды, так надо желать, хотеть Духа Божия. Хотеть так, как если бы нас мучил голод; как если бы мы были разлучены с человеком, которого мы любим и которого мы хотели бы увидеть. Должно быть сильнейшее стремление, сильнейшее желание…»

Конечно, никакое напряжение собственных сил не может гарантировать человеку общения с Богом. Но, как говорил древний святой, «не получает никто, кто не желает; и (никто) не возжелает, если не воспламенит его до мозга костей пламень Святого Духа, ниспосланный Христом на землю» [182].

Однако одного желания мало, «надо суметь преодолеть свою лень. Хотя бы для того, чтобы начать молиться или прийти в храм. А ведь иногда кажется, что к ногам привязаны гири. Но надо заставить себя подняться и идти». Отец Александр говорил, что «всегда, когда человек совершает подвиг, он бывает вознаграждён, а когда он идёт навстречу своей лени, косности и нерадению, он ещё глубже увязает в трясине, — поэтому всегда необходимо делать усилие».

В своих исповедальных проповедях отец Александр учил не кропотливому самоанализу, а жажде очищения и святой жизни.

В таинстве Крещения человек умирает для греха и облекается во Христа. Так же и в таинстве исповеди, тот, кто запачкал свои крещальные одежды, должен опять облечься во Христа. Именно сочетование с Христом, а не самосовершенствование и борьба со страстями есть главный путь к очищению сердца и примирению с Богом.

Митрополит Антоний Сурожский сказал однажды, что каждый из нас представляет собой как бы каменное изваяние, которое вера должна сделать живым. Вера, которая должна быть животворящей силой.

«Все же эти грехи, — говорил батюшка, размышляя о человеке, утонувшем в своей греховности, — вся эта жизнь, — в ней нет ничего ценного, привлекательного. Это просто сумасшедший дом какой‑то, это скопище душевных и телесных болезней… И более того, — это безобразно и неэстетично. Может ли быть зависть эстетичной? Человек, который одержим завистью, имеет неэстетичный облик. Если у него мелкие мысли, неэстетичная внутренняя жизнь, это отражается на его внешнем виде… Говорят: неодухотворенное лицо и одухотворенное… Значит, все это видно…». Поэтому «нельзя жить в привычке к повседневному греху, в темноте. Надо стремиться к свету. Нельзя разрешать себе привыкать к этому смраду. Если же человек живёт любовью к Богу, к природе, к людям, — как у него будут появляться мелкие мысли? Это уже не будет присущей ему чертой».

Когда человек говорит себе: «Я не буду делать того‑то или думать о том‑то» и вместо того, чтобы преображать свою жизнь, начинает выдавливать свои грехи, то это может привести к состоянию, которое описано в притче об изгнании бесов и вселении семи сильнейших (Мф 12. 45).

Отец Александр считал, что так поступать с собой можно лишь изредка, потому что, если постоянно себя насиловать, то жизнь превратится во что‑то страшное. Такому человеку гарантированы уныние и депрессия, которые он потом распространяет на окружающих.

Совершенствовать себя можно для того, чтобы почувствовать «нищету духа», ибо в духовной жизни важно не давление и вытеснение, а преображение. Преображение, основанное на внутренней красоте, гармонии, созидаемых в нас Духом Христа (Рим 8.2).

14

Что же все‑таки является главным препятствием к настоящему преображению? Отец Александр отвечал, что это зацикленносгь на себе, неумение быть открытым, неумение перевоплощаться в других, терпеть других, не осуждать их, выходить за пределы своего «я».

В своих общих исповедях батюшка старался помочь кающимся стать открытыми действию благодати через ощущение «нищеты духа»:

«Когда вы собираетесь в храме на молитву, пусть каждый в своём сердце скажет:

“Господи, я к Тебе взываю вместе с моими братьями и сёстрами, вместе с Церковью Христовой, чтобы Ты пришёл к нам сюда”.

Вы все помните сказание о Матери Божьей. О том, как трёхлетним ребёнком Она поднялась по ступеням к храму Господню. Оставила Малое Дитя родителей и потянулось к Единому Небесному Отцу. И вот мы с вами также к Небесному Отиу приходим и говорим:

“Господи, Ты наш первый и последний,

Ты наш единственный, и мы к Тебе идём.

Но как нам стыдно и страшно {к Тебе} идти… Потому что мы приходим неготовыми, приходим в гордости и самомнении, в унынии и раздражении, полные глупых, суетных, пустых мыслей, мелкого тщеславия, мелкой мстительности, мелкой зависти. Приходим, нарушившие все Твои заповеди, все Твои призывы.

Господи, Ты зовёшь нас к жизни естественной, святой, светлой, а мы предпочитаем жить тёмной жизнью: в злоречии, обидах, клевете, праздности, пустословии, в неблагоговейном употреблении Твоего имени и вообще всего святого.

Господи, прости нас и дай нам действительно

почувствовать, пережить, прикоснуться, вдохновиться,

уйти из храма, как на крыльях,

чтобы знать, что Ты с нами,

что Ты нас благословляешь,

что Ты нас любишь, нас исцеляешь,

что Ты нас спас Своей кровью, Своими страданиями.

Господи, помилуй и спаси”».

Настоящее покаяние, по словам отца Александра, возникает тогда, когда грех становится противным, когда перед ним чувствуешь страх, как перед болезнью. О некоторых грехах люди рассказывают на каждой исповеди; но ведь исповедь — это не беседа с психотерапевтом. И это не абсолютное прощение и примирение, а, как говорил митрополит Антоний Сурожский, программа борьбы с грехом, изменения к лучшему.

Отец Александр не ожидал и не требовал невозможного, но знал, что если такая задача поставлена, то прощение человека — уже не его личное дело, а таинство, то есть богочеловеческий процесс исцеления. Серафим Саровский отмечал, что «разница между погибающим грешником и спасающимся только в его решимости». Эта решимость, этот настрой души и есть покаяние.

Иногда люди приходили на исповедь с ощущением внутреннего беспокойства, в унынии. К таким прихожанам пастырь должен проявить особую любовь, найти единственно подходящие слова.

Когда человек оказывался не приспособленным к каким‑то жизненным ситуациям, но имел внутренний стержень, отец Александр старался вселить в него надежду, помочь подняться над обстоятельствами, выработать более лёгкое отношение к событиям.