Тамеичи Хара - КОМАНДИР ЯПОНСКОГО ЭСМИНЦА

Основная масса самолетов набросилась на «Ямато», но десятка два, выйдя из строя, устремились на нас и на стоящий рядом беспомощный в своей неподвижности эсминец.

Набирая ход, «Исокадзе» стал отходить от нас, заложив резкую циркуляцию. Но самолеты неслись со всех направлений, засыпая его ливнем бомб, обстреливая из пушек и пулеметов. «Исокадзе» исчез в огне разрывов и клубах густого черного дыма.

Можно сказать, что «Яхаги» погубил собственный эсминец. Так почти случилось и с моим «Сигуре», когда крейсер «Сендай» оказался под убийственной атакой в бухте Императрицы Августы. Но я тогда отказался бросить свой эсминец на заклание и ныне надеялся, что «Исокадзе» игнорирует мой сигнал, чтобы спастись. Считая, видимо, что с эсминцем покончено, самолеты решили заняться тем, что осталось от «Яхаги». Наша еще державшаяся на плаву груда металлолома снова начала скрежетать и корчиться под убийственными очередями авиационных пушек.

Не в силах ничего предпринять, я стоял, в отчаянии вцепившись в поручни мостика.

Предсмертные конвульсии «Яхаги» утихали. Я поднял голову и, к великому своему удивлению, увидел «Исокадзе», появившегося из непроницаемой стены опавших водяных столбов и рассеявшегося дыма. Он был ранен, но еще жив, удаляясь от нас на полном ходу. Но снова над ним появились самолеты, и эсминец опять исчез в клубах дыма и пара.

Сбросив бомбы на «Исокадзе» и выходя из атаки, каждый самолет противника проносился над тонущим «Яхаги», обстреливая его из пушек и пулеметов. Сделать с ними мы уже ничего не могли. Нам оставалось только посылать им проклятия и держаться.

Штурманский офицер лейтенант Юкио Мацуда руководил снятием раненых на шлюпку. Это заметили с истребителей противника, которые не успокоились до тех пор, пока не разбили шлюпку на куски, утопив в собственной крови тринадцать лежащих там несчастных раненых моряков.

Люди прыгали за борт, но противник не давал ни минуты передышки. Появилась четвертая волна из ста самолетов, начавшая уничтожать вообще все, что шевелится и движется...

Адмирал Комура, несколько офицеров и я продолжали стоять на мостике, который до сих пор оставался неповрежденным, все еще возвышаясь над жалкими развалинами того, что недавно называлось легким крейсером «Яхаги».

Взглянув в море, я понял, что «Исокадзе» сильно покалечен. Скорость эсминца упала, и, хотя пожара не было, корабль шел как пьяный.

Дальше был виден «Суцутсуки», весь объятый пламенем и клубами черного дыма. «Касуми» беспомощно крутился на месте, подняв сигнал: «Не могу управляться».

«Ямато», казалось бы, был еще в хорошей форме. На расстоянии трех миль я, конечно, не мог разглядеть его повреждений и не знал, что гордость нашего флота находится в таком же состоянии, как и «Яхаги». Эсминцы «Юкикадзе» и «Фуютсуки» крутились рядом в тщетных попытках прикрыть огромный линкор.

Пятая волна, состоящая из более чем сотни самолетов, также не пожалела «Яхаги» в его агонии. Пули свистели вокруг меня. Не заботясь ни о чем, почти полностью потеряв соображение, я цедил сквозь сжатые зубы:

— Ладно, гады-янки! Приканчивайте нас! В себя меня вернул свист пуль и внезапная боль в руке. Я очнулся, осмотрел легкую рану на левой руке и тут заметил, что вода уже плещется на палубе командного поста, где мы с Комурой остались вдвоем.

— Ну что, Хара? Нужно уходить, — спокойно сказал адмирал.

— Пошли, — ответили.

Когда мы снимали сапоги, я отметил время. Было 14:06. Над головой продолжали реветь самолеты; Волны уже доходили нам до колен, когда мы прыгнули за борт.

Я успел отплыть всего на несколько метров, когда какая-то гигантская, невидимая сила стала тащить меня под воду. Я сопротивлялся и боролся изо всех сил, но засасывающий водоворот от уходящего на дно корабля был неумолимым.

Я понял, что спасения нет, перестал сопротивляться, и страшная сила затянула меня под воду.

Следующим, что я отчетливо ощутил, было то, что та чудовищная сила, которая тянула меня в бездну, неожиданно отпустила меня из своих тисков. Меня кидало и крутило, вокруг была кромешная темнота, но уже ничто не тянуло меня вниз. Неожиданно я увидел массу голубых шариков около своего лица, которые шли вверх. Это были пузырьки воздуха из моей одежды и моих легких. Задыхаясь, я хлебнул огромный глоток морской воды, а затем моя голова вынырнула на поверхность. Я глубоко вдыхал воздух, находясь в жуткой пустоте, где не было ни звука, ни света, ни ощущений — не было ничего. Машинально, не отдавая себе отчета в своих действиях, я все-таки умудрился остаться на плаву. Постепенно мои глаза стали что-то различать, прежде всего дневной свет. Неотчетливый жужжащий звук вдруг превратился в человеческие голоса, и, оглядевшись вокруг, я увидел на поверхности несколько голов. Все они были черными. Своим помутившимся рассудком я подумал, что это негры пришли купаться на тот же самый пляж, что и я...

Я находился еще в какой-то прострации. Усталость и напряжение от двухчасового боя, последовавшая затем катастрофа, наверное, повергли меня в шок, из которого быстро было не выйти. Затем я услышал чей-то крик:

— Хара! Что с вами? Хара! Вы меня слышите? Я обернулся в направлении голоса и увидел черное лицо кричавшего мне человека, узнав в нем неожиданное адмирала Комура. Его обветренное и загорелое лицо было само по себе настолько темным, что было узнаваемо на расстоянии 10 метров, хотя все было покрыто густым слоем мазута.

— Все хорошо, Комура, — ответил я. — А как вы?

— Все в полном порядке, — сказал адмирал.

Так что «негры» вокруг меня оказались моряками из моего экипажа.

Я провел рукой по своему лицу и увидел, что вся ладонь покрылась толстым слоем мазута. Вся поверхность воды была покрыта мазутом из разбитых цистерн погибшего «Яхаги». К моему удивлению, вокруг было очень много моряков с «Яхаги», державшихся за плавающие обломки и куски дерева. А я думал, что весь мой экипаж погиб.

Когда ко мне вернулось зрение, я поймал взглядом «Ямато», который выглядел огромным и величественным даже на расстоянии шести миль. Накрывшая меня волна скрыла линкор, но следующая, подняв меня, позволила увидеть целый рой самолетов, которые кружились над «Ямато», как комары.

Плывя, я наткнулся на небольшое бревно, схватился за него, обнял и перевел дух. Теперь, находясь в относительной безопасности, можно было обдумать дальнейшие действия.

— Эй, подвинься, дай и мне место, — раздался голос за моей спиной.

Молодой матрос пытался дотянуться до бревна. Я сдвинулся в сторону, дав ему возможность ухватиться за бревно.