Исай Абрамович - Книга воспоминаний

В связи с провалом сталинской политики в деревне к 1929 году наблюдалось повышение авторитета Троцкого. Среди мер, принятых, чтобы парализовать рост этого авторитета, в № 4 журнала «Большевик» за 1929 год была напечатана статья Ем. Ярославского «О двурушничестве вообще и двурушничестве троцкистов». Ярославский доказывал, что до блокирования Троцкого с Зиновьевым между позициями Троцкого и Бухарина по вопросу о кулаке не было различий.

По его словам, Троцкий до образования блока стоял за свободное развитие капиталистических отношений в деревне, а после объединения, идя на уступки зиновьевцам, занял непримиримую позицию в отношении кулака и выступил против правых. Пытаясь подкрепить это свое утверждение, Ярославский привел несколько выдержек из доклада Л. Д. Троцкого на общегородском партийном собрании г. Запорожье 1 сентября 1925 года.

В действительности Троцкий и до, и после его блока с Зиновьевым занимал одну и ту же линию в крестьянском вопросе.

Да, он считал неразумным в 1925 году мешать развитию кулацкого, или, как он выражался, фермерского хозяйства в деревне. Тогдашний уровень промышленности и сельского хозяйства, считал Троцкий, не давал социалистическому государству возможности обеспечить деревню машинами и оборудованием, необходимыми для кооперирования крестьянских хозяйств, для развития производительных сил в сельском хозяйстве. Именно поэтому партия была вынуждена допустить развитие кулацкого хозяйства.

«— Социалистическое развитие, — говорил Троцкий, — и опирается на капиталистическое, и в то же время борется с ним. Кулак, богатый крестьянин, который продает хлеб через посредство государства, позволяет государству получать иностранную валюту, за которую мы можем ввозить машины для наших заводов. Это — плюс, это — содействие приближению к социализму.

…Пока мы не можем дать деревне высокой техники, у нас есть две возможности: либо применить в деревне методы военного коммунизма и задержать тем развитие производительных сил, что привело бы к сужению рынка и тем самым — к задержке производительных сил в промышленности; либо до тех пор, пока мы не можем средствами нашей промышленности коллективизировать сельское хозяйство, мы должны допустить там развитие производительных сил, хотя бы при помощи капиталистических методов».

Чем же отличалась линия Троцкого от линии Бухарина?

Бухарин в росте кулацкого хозяйства не видел никакой опасности. Он считал, что по мере роста мощи советского государства кулак будет постепенно «врастать в социализм». Троцкий же видел опасность для социализма в росте кулацкого хозяйства и влияния кулака на середняка. В основе своей, говорил он, это явление чревато большими опасностями, на которые никто из нас не закрывает глаз.

«По какому пути мы будем развиваться быстрее, полнее; по какому каналу идет у нас с каждым годом больше ценностей, больше богатства — по каналу социалистическому, то есть в руки государства и кооперации, или по каналу капиталистическому — в руки частных собственников? Этот вопрос, — говорил Троцкий, — должен постоянно стоять в центре внимания нашей партии и социалистического государства».

Чем отличалась линия объединенной оппозиции от линии Сталина?

До ХV съезда позиция Сталина была идентична позиции Бухарина, охарактеризованной выше. Троцкий же и объединенная оппозиция допускали развитие производительных сил деревни с помощью капиталистических методов лишь на известный период времени, до осуществления первой фазы промышленной революции, и, разумеется, при ограничении эксплуататорских тенденций кулаков. После осуществления промышленной революции, утверждалось в платформе оппозиции, следовало перейти к коллективизации, снабжая колхозы на выгодных условиях тракторами и сельскохозяйственными машинами. Машинизированные колхозы окажутся более конкурентоспособными, чем кулацкие хозяйства, лишенные машинной базы.

Сталин же, внезапно перейдя на «левый» курс, не обеспечил подготовку промышленности к нуждам колхозов в сельскохозяйственных машинах, не убедил на практике средних крестьян в преимуществах коллективных форм земледелия и ринулся на путь насильственной коллективизации, объединив не только землю, но и весь инвентарь и домашний скот. Такая линия (противоречащая, кстати сказать, взглядам всех основоположников марксизма) нанесла тяжелый ущерб и миллионам крестьян, и всему народному хозяйству Советского Союза.

В рядах троцкистской оппозиции, находившейся частично в подполье, частично в ссылке, продолжались шатания. Шло размежевание оппозиции на правое, левое и крайне левое крыло.

Этот разброд, царивший во второй половине 1928 года в рядах оппозиции, отражен в письмах Смилги, Радека, Преображенского и других.

«У меня, — писал из ссылки И. Т. Смилга Л. Д. Троцкому в октябре 1928 года, — растет глубокое отвращение к оппозиционным истерикам и истеричкам. Они все больше и больше ведут себя как секта, выключенная из исторического процесса.

…Радек бьет тревогу, — пишет он далее, — против начинающегося в оппозиции поворота в сторону децистов. В качестве примера он ссылается на письмо Дингельштедта, Виктора Эльцина и сравнивает их с последним замечанием В. М. Смирнова, что „партия — труп“… Радек считает, что отказ от поддержки левеющего центра в конечном счете приведет к проблеме новой революции…»

«Все это правильно, — писал Смилга. — Я делаю отсюда вывод, что если оппозиция будет сидеть на теперешней межеумочной позиции, то это неизбежно кончится расколом на группы: одна пойдет к партии, другая пойдет с децистами, третья будет влачить межеумочное состояние».

«…Я обратил внимание, — писал Радек 15 октября 1928 года Эльцину, Нечаеву и Белобородову, — нескольких товарищей на письмо Эльцина от 19 мая, в котором он заявлял: „Что касается термидора, то я считаю, что он совершился“. Я указал на это письмо, как на симптом сползания некоторых наших молодых товарищей с позиции нашей платформы на платформу „15-ти“. Но Эльцин не один. Ему вторит Нечаев, заявляя в письме от 8 августа, что „с таким правительством у нас не остается ничего общего и с ним у нас только борьба“. Но эти два письма не исчерпывают множащегося количества беспокоящих симптомов».

«Вы, любезнейшие друзья, — писал Радек, — подписали заявление Конгрессу, платформу и все остальные документы, в которых вы обещали поддержать советское правительство и даже были готовы защищать это правительство с оружием в руках. Что же, это заявление осталось в силе?»

Крайне левое крыло все более тяготело к децистам и постепенно смыкалось с ними. Это вызывало протесты Смилги, Преображенского и Радека.