Анатолий Терещенко - Роковая точка «Бурбона»

— И во времена холодной войны, и сейчас я испытываю самые теплые чувства к американцам, их трудолюбию, жизнерадостности, оптимизму. Это великий народ. Годы, проведенные на земле Америки, это незабываемые годы…

Но я всегда старался сделать все, дабы защитить интересы своей великой страны, своего трудолюбивого и талантливого народа. Чтобы, не дай бог, не вспыхнула ядерная война. Вот какая диалектика военного разведчика.

— Чем занимаются разведчики на пенсии?

— Как-то в своем интервью бывший начальник ГРУ Федор Ладынин на похожий вопрос ответил, что те, кто пришел в военную разведку, — остаются в ней навсегда.

Сразу должен оговориться, что служебные встречи автора настоящей книги с начальником американского стратегического управления генерал-лейтенантом Леонидом Александровичем Гульевым показали, что это был человек-магнит. Он притягивал к себе своими добротой и искренностью, умением увлечь собеседника, но и знал границы, за которые переходить нельзя. Таких людей считают в любом коллективе «штучным» товаром из-за высокого профессионализма и широкого общекультурного кругозора. Его лепта в разоблачении предателя Полякова была очевидной.

Глава 20

Следствие по делу Полякова

«Само бытие без нравственного бытия есть проклятие, и, чем значительное это бытие, тем значительнее это проклятие».

Пять лет прошли в тяжелейшей тяжбе оперативников с начальством разных степеней, пока военные контрразведчики наконец-то убедили все инстанции — от председателя КГБ и до главного военного прокурора — о наличии оснований для задержания Полякова, проходившего по делу оперативной разработки под псевдонимом «Дипломат».

За это время оперативный состав 2-го отделения основательно проработал материалы своих предшественников: поднимались архивные дела по расследованию фактов утечек секретных данных, проводился их дополнительный анализ, оценивались вновь поступившие данные, выдвигались и перепроверялись очередные версии по вновь открытым обстоятельствам. Год за годом, месяц за месяцем сужался круг подозреваемых в возможной причастности офицеров ГРУ Генштаба к агентуре противника. А круг был велик — более шестидесяти человек! Через год осталось 31, на следующий — 25, потом -10, и наконец пятеро фигурантов…

Колесо возмездия теперь покатилось быстрее по направлению к той истине, которая прорисовывалась в материалах, имеющихся у военных чекистов.

Последний год был самым активным, самым нервозным и самым продуктивным в достижении конечного результата. Наконец-то вычислили кандидата на задержание и проведение с ним соответствующей работы. Им был генерал-майор в отставке Поляков Дмитрий Федорович, чья причастность к вражеской агентуре была оперативно доказана. Санкция на конспиративное задержание Полякова наконец была получена, обставленная немалым количеством письменных предупреждений со стороны начальства страховочного плана, в том числе о наступлении тяжелых административно-правовых последствий в случае провала операции.

Риск, конечно, был, но, как говорится, больше всех рискует тот, кто не рискует. Когда человек думает, что может произойти что-то плохое, он притягивает несчастье. Оперативники понимали, что никогда опасность не преодолевается без риска, а то, что Поляков для военной разведки представлял, несомненно, страшную опасность, было очевидным.

Чекисты предполагали вариант: шпионскую экипировку предатель мог уничтожить в любое время, но сохранялась вероятность в надежде, выстроенной на солидной практике работников второго отделения, что уликовые материалы никуда не делись и не денутся. Это подтверждалось в ходе проведения оперативных мероприятий — «Дипломат» по его поведению и разговорам явно пытается сохранить шпионский арсенал для возобновления преступной деятельности.

Такую уверенность могут испытывать только профессионалы высокого класса. Серия проведенных оперативно-технических мероприятий на квартире и даче предателя, а также в доме его матери подтвердила правильность разработки в направлении такой легализации уликовых материалов. Они заранее были обнаружены оперативным путем, и за сохранностью их теперь велось круглосуточное негласное наблюдение.

Таким образом, у военных контрразведчиков были все основания заявить: перед нами — шпион с уликами…

7 июля 1986 года, на следующий день после того как Поляков отпраздновал свой юбилей — 65-летие, он был конспиративно задержан, когда приехал на встречу с ветеранами военной разведки. Задержали его сначала под предлогом якобы за хранение незарегистрированного огнестрельного оружия. Это был, конечно, повод, но не главный, ради чего затевался его арест.

Правда, задержание проходило жестко, с крепкой фиксацией головы, дабы он не смог раскусить ампулу с ядом. До этого было несколько случаев, когда при задержании шпионы уходили из жизни без судебного наказания — травились.

Поляков тут же с соблюдением мер конспирации был препровожден в Лефортово — следственный изолятор КГБ СССР. Попав в камеру, сразу понял — за хранение оружия генералов в Лефортово не везут.

Шпиона ошеломила внезапность событий жизненного пути, пребывание на котором теперь придется отсчитывать за отрезки времени — «до» и «после». Куда девалась с его лица всегда слащавая ухмылка! Лицо генерала посерело. Округлившиеся, мутно отяжелевшие небольшие глаза, не мигая, оторопело смотрели на чекистов из группы захвата. Глаза шпиона словно сверлили участников его ареста. Испарины холодного пота покрыли узкий лоб задержанного. Только теперь он понял, что это тот самый конец его двойной игре, которого он всегда так боялся, конец череде предательств, а может, и конец того самого карантина у входа в рай, который называется жизнь.

Он уяснил одну истину: когда далеко уйдешь по жизненному пути, то замечаешь, что попал не на ту дорогу. Подлая дорога предательства у него теперь уперлась в тупик, и он согласился со словами — жизнь состоит в том, что она внезапно исчезает. И все же до конца не осознавая всей совокупности обстоятельств его задержания, лихорадочно ища и не находя алиби, он четко уловил лишь одно: отговориться не удастся, легенды в свою защиту опрокинуты и шпионаж скрыть уже он не сможет.

Но, как ни вертел он факты и события, как ни копался в своей автобиографии, зацепок для спасения практически не оставалось. Опыт советского разведчика и американского шпиона ему подсказал, что оперативники могли вести себя с ним так смело только в случае обнаружения серьезных улик. А они были и хранились у матери.