Владимир Бондаренко - Поколение одиночек

В.Б. Это правда, культурное обнищание коснулось в новом веке многих европейских стран. Но мы все же с Вами больше болеем Россией и своей культурой. Вы сказали очень жестко – о трагедии культуры, и я не могу пройти мимо этой оценки. Тут стоит остановиться.

А.П. Культура – очень сложный организм, состояние которого во многом определяется качеством ее «носителей». Появились технологические носители, но при всей их развитости, они все же не главные. Главным остается человек. И состояние культуры зависит, прежде всего, от современного сознания, от сознания тех, кто эту культуру создает. Меня всегда привлекала проблема человеческого сознания. Сегодня оно очень изощрено, а в чем-то извращено. Так и общественное культурное сознание – мне его состояние напоминает разобранный конструктор, свалку идей и вещей, где все равны, но это равенство чудовищно. Тут все смешалось – Лев Толстой с Пелевиным и Татьяной Толстой, Маринина и Устинова – с Достоевским (ведь современному человеку уже кажется, что Достоевский писал исключительно детективы и никак не хуже одной или другой). Ну а «с Пушкиным на дружеской ноге», пожалуй, каждый третий современный поэт. Какое-то ненормальное сопряжение несопрягаемого, а в итоге накапливается энергия отторжения, поскольку делается в культуре то, что не делалось никогда прежде. В одну упряжку впрячь «коня и трепетную лань» было «не можно». А теперь это можно! И чем уродливее они будут двигаться, тем интереснее глазеть. Следствие таких пикантных и бездушных забав – дезориентация публики, деградация вкусов, потеря массового эстетического чувства. И процесс этот не становится объектом общественной тревоги, серьезного обсуждения, анализа. А ведь в культурной дезориентации виноват совершенно определенный круг лиц.

В.Б. Вы не боитесь их назвать?

А.П. Дело не в именах. Я спорю не с тем или иным автором, писателем, критиком, но пытаюсь понять масштабы, мотивы и закономерности их деятельности. И буду, кстати, совсем не против, если поймут и меня. Нынешняя культура, пытаются нам объяснить, – ровный плац, где всякий марширует, как ему взбредет в голову, причем без каких-либо правил. Одни предпочитают подзаборную ругань и «кроют по матушке всю нашу жизнь», другие пишут «как слышат», третьи собственное мычание выдают за творчество. Такое представление о культуре и литературе пока все еще выгодно – ведь на убогом фоне середнячок кажется крупным талантом. Почему в редких литературных телепрограммах одни и те же персоны годами «беседуют» друг с другом? Да просто потому, что появление подлинно умного, творческого и независимого в суждениях человека рядом с ними выявит их настоящий рост: «великан» предстанет карликом, каков он и есть.

Культура – это многоэтажное здание, у которого есть фундамент, есть опоры, несущие стены, балки и перекрытия, и есть вершина – потолок и кровля. Но поскольку все у нас теперь страшно свободны, то очень многим сразу захотелось влезть на самую вершину (где, как известно, во все времена располагались подлинные гении), – влезть самовольно, не дожидаясь, пока старушка-история все расставит на свои места. Это культурное самоуправство поддерживается чиновниками – избирательными грантами, поездками на международные книжные ярмарки, премиями и т. д. Официальные лица как бы дают статус ловким подельщикам. Я бы даже сказал, что существует своего рода проституция среди пишущей братии: один заплатит – о нем хорошо напишут, другой больше обласкает-заплатит – еще «сладостнее» изобразят. Довольно пошлый Виктор Ерофеев, с банальным набором псевдомодных тем и «свободой» матерных выражений как выдающийся метр представляет русскую литературу в Европах, который год ведет какие-то вялотекущие передачи на телевидении, где также опошляет и принижает любую тему, к которой прикасается! Но трагедия не в том, что маячит вот такой Ерофеев (в советское время тоже много было растиражированных писателей, которых все теперь забыли), – трагедия в том, что когда не удается покорить вершину, тогда сносят здание. И на обломки (превращенные в «баррикады свободы», а потом – в комфортабельные офисы) взбираются, будто на вершину. Не знаю, быть может, мы уже упустили ситуацию, когда возможно оздоровление, когда еще можно вернуть все к норме. Но, по крайней мере, думать и говорить об этом стоит. XIX век, при всех его противоречиях, был временем больших идей и крупных споров по существу. Век XX принес много страданий, потрясений и разочарований. А новый XXI – начался как век культурного упадка и тотального разлива масскульта и шоу-бизнеса. Если вернуться к современной российской литературе, то в чем это выражается? Есть обойма «модных писателей». Она хорошо известна – Сорокин да Пригов, Ерофеев да Толстая, Пелевин да Акунин, критики Немзер, Агеев, Александров, был еще модный Курицын, да куда-то исчез, видимо, рынок поглотил. Они никак не продолжают и не развивают великую традицию русской словесности. Боже сохрани! Что бы они о себе не говорили, на что бы не претендовали, как бы их не возносили – они не являются авторитетными национальными фигурами. А ведь для большого писателя в России роль «властителя умов» не искусственна, а органична.

В.Б. Я понимаю Вас так – когда-то был очень известен литературный манифест: «Называть вещи своими именами». Вы считаете не следует превращать литературу в кумирню?

А.П. Именно так. Вопрос о национальных талантах – очень сложный, и, как правило, он редко решается при жизни писателя. Тут идут более медленные, выборочные и выбраковочные процессы. Сегодня мы видим, кто действительно стал советским классиком, а кто преодолел «советскость» и стал в ряд русских классиков. Но не нам сейчас окончательно решать эту проблему. Задача современников иная – сопротивляться подменам, помня, что молодости любая новизна привлекательна.

В.Б. Если вернуться к вашему образу литературы (и культуры) как иерархической структуре («здание»), то логично допустить, что есть в ней и нижние этажи, и ложные этажи, помимо высоких?

А.П. Те персоны, которые упоминались, я бы точно поместил на ложном этаже литературы, где объем таланта слишком преувеличен. Я полагаю более честными авторов, у которых есть точная самооценка. Кажется, Д. Донцова сказала, что она не претендует на лавры писателя. Тут стоило бы сказать похвальное слово в адрес литераторов, которых я называю коммерческими. Они никого не дурят, не обольщаются тиражами – ведь тираж сегодня умалчивает о мере таланта. Они просто живут в условиях рынка и трудом зарабатывают деньги. И все понимают, что это чтиво, не претендующее ни на вечность, ни на вечные вопросы. В этом пласте паралитературы свои жестокие законы – чтобы тебя не забыли, нужно все время выдавать энное количество романов, нужен острый сюжет, простецкие и предсказуемые характеристики героев. Я считаю, что это весьма нелегкий хлеб, если встать на поток. Почти как у станка.