Стейси Шифф - Клеопатра

По своему накалу битва при Акции уступала предшествующим ей ожесточенным столкновениям и сама по себе была не такой уж кровопролитной. Истинная кульминация войны состоялась в Александрии спустя несколько месяцев. Клеопатра вновь потерпела неудачу и отчаянно пыталась спасти положение. В ее дворце кипели лихорадочные приготовления; Плутарх утверждает, что помимо разработки испанских и индийских планов там вовсю экспериментировали с ядами. Клеопатра собрала большую коллекцию ядовитых веществ, которые проверяла на заключенных и животных, чтобы определить, какое из них принесет самую быструю и легкую смерть. Царица не паниковала и не оплакивала поражение; как и много лет назад, в пустынном лагере, ее мужество оставалось при ней. Слово «потрясающая» рано или поздно всплывает при описании жизни Клеопатры, и ее поведение после поражения действительно не может не вызывать восхищения, так она была энергична, тверда и находчива. Даже через две тысячи лет можно почувствовать, как интенсивно работал ее мозг, пытаясь найти выход.

Про Антония того же сказать нельзя. Распустив свиту, он метался по Северной Африке в обществе бывшего наставника и приближенного командира. Относительное одиночество давало ему успокоение. Римлянин рассчитывал сосредоточить войска, но вскоре обнаружил, что четыре его легиона перешли на сторону врага. Придя в отчаяние, он пытался покончить с собой, но друзья спасли его и отвезли в Александрию. Антоний вернулся во дворец без подкрепления и, по выражению Диона, «без особых достижений». Наступила поздняя осень, время посевной. Клеопатра как раз занималась своим злополучным проектом в Красном море. В результате ей пришлось ограничиться укреплением подступов к Египту. Нельзя исключать, что царица обдумывала возможность устроить покушение на Октавиана. Антоний старался никому не показываться на глаза. Он приказал соорудить длинную дамбу в александрийской гавани и поселился в хижине на самом ее конце, у подножия маяка. Подобно Тимону Афинскому, он объявил, что находится в изгнании, «поскольку с ним обошлись несправедливо, а его друзья оказались неблагодарными, и он возненавидел все человечество». Дион почти жалеет своих героев: число тех, кто, получив дорогие подарки и почести от Антония и Клеопатры, бросили их трудную минуту, поражает воображение. Царицу, впрочем, такая неблагодарность нисколько не смущала. Возможно, они с Антонием вообще по-разному понимали благодарность. Клеопатре было проще принимать действительность такой, какова она есть.

Антоний пробыл отшельником недолго и скоро вернулся во дворец. Клеопатре не составило труда заманить друга обратно в тенистые рощи и роскошные покои. Новости были по-прежнему невеселыми: Канидий прибыл в Александрию, чтобы сообщить, что армия Антония сдалась Октавиану. Теперь у их противника было даже больше людей, чем нужно. Он также сжег захваченные корабли. Затем Антоний и Клеопатра узнали о предательстве Ирода, тем более обидном, что к нему был отправлен самый опытный переговорщик с целью убедить его сохранить им верность (тот самый друг, к помощи которого Клеопатра прибегала, чтобы заставить Антония забыть Октавию). Он не только провалил задание, но и воспользовался возможностью перебежать к врагу. Римский губернатор Сирии перешел на сторону Октавиана, так же поступил Николай Дамасский.

Египтянка и римлянин не стали обвинять друг друга. Клеопатра предпочитала смотреть в будущее, а не зацикливаться на прошлом, рассудив, что дружескими увещеваниями и упреками Антонию уже не поможешь. В том, что касается укоров, она была согласна с Плутархом: в несчастье лучше прибегнуть к добрым словам, а не к обвинениям, ибо «в такие времена нет пользы от дружеской откровенности или слов горького порицания». Но Антоний был другим человеком; поражение при Акции лишило его легендарного безрассудства и «неотразимого мужества». Перед Клеопатрой стояло две задачи: поддержать любовника и подготовить побег. Постепенно Антоний немного примирился с горькой реальностью. Царица развеяла его тоску и помогла избавиться от безысходности. Теперь она думала за обоих.

Потеряв надежду, Антоний позабыл страх; вернувшись во дворец, он без особого повода «вовлек весь город в череду празднеств, попоек и гуляний». Клеопатра организовала пышные торжества в честь совершеннолетия их с Антонием сыновей от предыдущих браков: 15-летнего Антилла и 16-летнего Цезариона. Согласно греческим обычаям, Цезарион теперь мог идти на военную службу. Антиллу же наконец было позволено снять детскую тогу с пурпурной каймой. Смешав египетские и римские традиции, Антоний и Клеопатра отпраздновали вхождение мальчиков во взрослую жизнь. Обоих записали в войска, чтобы поднять боевой дух египтян. В течение нескольких дней в городе царил разгул. Дион утверждает, что Антоний и Клеопатра организовали эти празднества, чтобы взбодрить народ: Клеопатра давала понять своим подданным, что «у их полководцев есть достойная смена». Что бы ни произошло, династия Птолемеев выживет. Осенью Цезариона уже называли фараоном. Антоний и Клеопатра смеялись в глаза Октавиану. Ведь у них были сыновья, а значит, будущее, а у него — нет.

В течение осени послы курсировали между противниками, неся взятки и подношения в одну сторону и угрозы и обещания в другую. Клеопатра просила об одном: оставить царство ее детям. Одно дело было расстаться с жизнью и совсем другое, совершенно немыслимое, пожертвовать детьми и страной. Больше всего царица боялась, что не оставит наследников. Ее детям было от семи до семнадцати лет, старшему уже доверяли править в отсутствие матери. Клеопатра отправила Октавиану золотой скипетр, корону и трон. Она была готова отречься от престола в обмен на помилование, рассчитывая, как предполагает Дион, что «хотя он и ненавидит Антония, над ней он все-таки может сжалиться». Антоний считал, что ему позволят поселиться в Египте или хотя бы в Афинах. Октавиан проигнорировал просьбу Антония, но ответил Клеопатре. Официально он отправил в ее адрес одни угрозы, но в частном письме согласился проявить к ней снисхождение при одном условии: казнить Антония или по крайней мере отправить его в изгнание (подарки Октавиан оставил себе). Антоний попытался напомнить бывшему шурину об их родственных связях, «любовных похождениях» и дружеских розыгрышах. Чтобы доказать свою искренность, он выдал остававшегося в живых убийцу Цезаря, которого укрывал все эти годы. Полководец готов был даже убить себя, «если это спасет Клеопатру». И вновь ответом ему было ледяное молчание. Убийцу Цезаря казнили.

Грустная правда заключалась в том, что Антонию было нечего предложить. Положение Клеопатры было чуть более выгодным: в ее распоряжении по-прежнему находились величайшие богатства, до сих пор неподконтрольные Риму. Октавиан не мог достичь своих целей, не заполучив ее легендарные сокровища: золото, жемчуга и слоновую кость. Они давно сделались одной из главных причин войны. Из-за лавины дезертирства изоляция Антония и Клеопатры дошла до того, что им не с кем было посылать корреспонденцию. Вначале пришлось использовать в качестве посланника учителя детей. Третье письмо вместе с изрядным запасом золота доверили пятнадцатилетнему Антиллу. Золото Октавиан оставил себе, а мальчика отправил обратно. Не совсем понятно, в какой мере обе стороны были искренни: Дион предполагает, что Антоний и Клеопатра просто оттягивали время и готовились к реваншу. В любом случае предложения были ничуть не менее откровенными, чем ответы на них. Октавиан не мог всерьез рассчитывать, что Клеопатра убьет Антония. Ее брат ничего для себя не добился, убив уже поверженного Помпея. К тому же не было никаких гарантий, что диктатор выполнит обещание. Мог ли он помиловать женщину, которой сам объявил войну, да еще с такими театральными эффектами? Клеопатра не собиралась предавать Антония. Она всегда распознавала ловушки. Нет уж, пусть Октавиан сам избавляется от бывшего шурина.