Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 4. 1898 — апрель 1901

Мы не будем разбирать так же подробно других статей «Отдельного приложения». О статье по поводу 10-тилетия смерти Чернышевского мы уже сказали. Что же касается до пропаганды редакторами «Раб. Мысли» бернштейниады, за которую так ухватились во всем миро все враги социализма вообще и буржуазные либералы, в особенности, и против которой решительно высказалось (на съезде в Ганновере) подавляющее большинство немецких социал-демократов и немецких сознательных рабочих, – что касается до бернштейниады, то подробно говорить о ней здесь не место. Нас занимает здесь русская бернштейниада, и мы уже показали, какую безграничную путаницу мысли, какое отсутствие всякого намека на самостоятельные воззрения, какой решительный шаг назад против взглядов русской социал-демократии представляет из себя «наша» бернштейниада. О немецкой же бернштейниаде предоставим говорить лучше немцам же. Заметим только еще, что русская бернштейниада стоит еще бесконечно ниже, чем немецкая. У Бернштейна, несмотря на все его ошибки и несмотря на очевидное стремление его пятиться назад и в теоретическом и в политическом отношении, осталось еще настолько ума и настолько добросовестности, что он, не придя сам ни к какой новой теории или программе, отказался предлагать изменения в программе немецкой социал-демократии и в последний, решительный момент заявил, что принимает резолюцию Бебеля, резолюцию, торжественно провозгласившую на весь мир, что германская социал-демократия остается при своей старой программе и своей старой тактике. А наши русские бернштейнианцы? Не сделав и сотой доли того, что сделал Бернштейн, они доходят до того, что прямо-таки знать не хотят того факта, что все русские социал-демократические организации положили в 1898 г. основание «Российской социал-демократической рабочей партии», выпустили ее «Манифест» и объявили ее официальным органом «Рабочую Газету» и что все эти произведения стоят всецело на почве «старой» программы русских социал-демократов. Наши бернштейнианцы как будто бы и не сознают того, что если они отвергли эти старые воззрения и пришли к новым, то их нравственный долг, долг перед всей русской социал-демократией и перед темп социалистами и рабочими, которые вложили все свои силы в подготовку и образование «Российской социал-демократической рабочей партии» и которые наполняют теперь большей частью русские тюрьмы, 00 этот долг требует, чтобы представители новых взглядов не ограничивались шпынянием из-за угла каких-то «наших революционеров» вообще, а прямо и открыто заявили, с кем именно и в чем именно они не согласны, какие именно новые воззрения и новую программу ставят они на место старых.

Нам остается рассмотреть еще один и едва ли не самый важный вопрос: как объяснить возникновение подобного попятного направления в русской социал-демократии? Одними личными качествами редакторов «Раб. Мысли», одним влиянием модной бернштейниады объяснить дело, по нашему мнению, нельзя. Дело объясняется, по нашему мнению, главным образом особенностью в историческом развитии русской социал-демократии, которая породила – и временно должна была породить – узкое понимание рабочего социализма.

В 80-х и начале 90-х годов, когда начинали практически работать в России социал-демократы, они видели перед собой, во-1-х, народовольцев, которые упрекали их в том, что они отстраняются от политической борьбы, завещанной русским революционным движением, и с которыми социал-демократы вели упорную полемику, а, во-2-х, российское либеральное общество, которое тоже недовольно было поворотом революционного движения от народовольчества к социал-демократии. Полемика и с теми и с другими вертелась около вопроса о политике. Воюя против узкого понимания народовольцев, сводивших политику к заговорщичеству, социал-демократы могли высказываться и высказывались иногда вообще против политики (ввиду того, что господствовало определенное узкое понимание политики). С другой стороны, в либеральных и радикальных салонах буржуазного «общества» социал-демократы могли слышать нередко сожаления о том, что революционеры оставили террор: люди, дрожавшие больше всего за свою шкуру и не оказавшие в решительный момент поддержки тем героям, которые наносили удары самодержавию, эти люди лицемерно обвиняли социал-демократов в политическом индифферентизме и жаждали возрождения партии, которая бы таскала для них каштаны из огня. Естественно, что социал-демократы проникались ненавистью к подобным людям и их фразам и уходили в более мелкую, но зато и более серьезную работу пропаганды среди фабрично-заводского пролетариата. Узкий характер этой работы вначале был неизбежен, отражаясь и в узких заявлениях некоторых социал-демократов. Эта узость не пугала, однако, и тех социал-демократов, которые нисколько не забывали широких исторических целей русского рабочего движения. Что за беда, если узки иногда слова социал-демократов: зато широко их дело. Зато они не уходят в бесполезные заговоры, не якшаются с Балалайкиными{82} буржуазного либерализма, а идут в тот класс, который один только является истинно революционным классом, и содействуют развитию его сил! С каждым шагом расширения социал-демократической пропаганды, думали они, эта узость будет сама собой отпадать. В значительной степени так и вышло на самом деле. От пропаганды стали переходить к широкой агитации. Широкая агитация, естественно, стала выделять все большее число сознательных передовых рабочих; стали образовываться революционные организации (С.-Петербургский, Киевский и другие «Союзы борьбы», Еврейский рабочий союз). Эти организации, естественно, стали стремиться к слиянию, что им, наконец, и удалось: они соединились и положили основание «Российской социал-демократической рабочей партии». Казалось бы, для старой узости не осталось уже теперь никакой почвы, и она будет окончательно отброшена. Но вышло иначе: распространение агитации привело социал-демократов в соприкосновение с низшими, наименее развитыми слоями пролетариата; привлечение этих слоев требовало от агитатора уменья приспособляться к самому низкому уровню понимания, приучало ставить на первый план «требования и интересы данной минуты» и отодвигать широкие идеалы социализма и политической борьбы. Раздробленный, кустарный характер социал-демократической работы, крайне слабая связь между кружками разных городов, между русскими социал-демократами и их заграничными товарищами, обладающими и более солидными знаниями и более богатым революционным опытом и более широким политическим кругозором, естественно, вели к тому, что эта (совершенно необходимая) сторона социал-демократической деятельности безмерно преувеличивалась и могла в сознании отдельных лиц привести к забвению остальных сторон, тем более, что с каждым крахом наиболее сознательные рабочие и интеллигенты выбывали из строя действующей армии и прочная революционная традиция и преемственность не могли еще выработаться. Вот в этом-то безмерном преувеличении одной стороны социал-демократической работы и видим мы главную причину печального отступления от идеалов русской социал-демократии. Прибавьте сюда увлечение модной книжкой, незнание истории русского революционного движения и детскую претензию на оригинальность, – и вы получите все элементы, образующие «попятное направление в русской социал-демократии».