Пьер Грималь - Цмцерон

В начале 61 года Аттик уехал из Рима и проводил время в своем поместье Бутрот в Эпире или в поездках по восточным провинциям. Цицерон пишет ему осторожно, умалчивая о некоторых событиях, называя общих знакомых выдуманными именами, так как не уверен, что письма дойдут до адресата и что посланец, которому они доверены, не разгласит их содержание. Несмотря на умолчания, переписка с Аттиком все же полно и живо раскрывает перед нами политическую жизнь тех лет, воззрения и впечатления Цицерона, когда он чувствует, как его влияние, столь значительное в последние недели консульства и в первое время после него, постепенно сокращается и исчезает, уступая место влиянию тех, кто на глазах забирает все больше и больше власти.

Главная задача состояла в сохранении согласия, которое в дни заговора Катилины установилось между сенатом и всадниками. Согласие это подвергалось многим испытаниям. Несколько сенаторов «ультра» (по-видимому, поддержанные Катоном) потребовали расследования, утверждая, что судьи были подкуплены Клодием. Всадники усмотрели в этом покушение на честь своего сословия. Когда сенат принимал постановление о расследовании, Цицерона в курии не было. На одном из следующих заседаний он постарался уладить дело, однако, как сам признается в письме, неловко казалось выглядеть защитником взяточников. Вскоре отношения между сенаторами и всадниками обострились еще более — речь шла об откупах налогов в провинции Азии. Откупщики, заключившие сделку, вскоре обнаружили, что приняли к выплате явно завышенную цифру, и реальные сборы никогда ее не достигнут. Они обратились в сенат с просьбой пересмотреть условия контракта. Сенаторы, вдохновляемые все тем же Катоном, отказались удовлетворить просьбу. Хотя Цицерон и назвал требование всадников «подлым» (turpis), он тем не менее поддержал его в сенате, отчасти чтобы предотвратить конфликт между сословиями, которого так опасался, отчасти, может быть, потому, что всадников поддержал Красс. Обсуждение шло 1 и 2 декабря, но не завершилось еще и 5 декабря, когда, во вторую годовщину разгрома заговора Катилины, Цицерон пишет Аттику письмо с изложением событий: он, Цицерон, выступил с пространной речью, есть основания надеяться, что сенат согласится с его доводами, желанное согласие сословий удастся сохранить. Вскоре выяснилось, что надежды Цицерона были напрасны. Катон занял непримиримую позицию и сумел убедить сенат. Только через два года, в 59 году, когда консулом стал Цезарь, сенаторы удовлетворили просьбу всадников.

Цицерон не скрывает от Аттика опасений, которые вызывает у него складывающееся в государстве положение. Все более сгущаются над оратором тучи, и он все усиленнее принимает меры, стараясь сохранить достигнутое положение. Много выступает в сенате и на сходках граждан, создает ряд сочинений, прославляя себя самого и свое консульство. Первой в этом ряду была написанная по-гречески история консульства Цицерона, о которой он сообщает Аттику в письме от 15 марта 60 года. В том же письме мы встречаем сведения о латинском повествовании на ту же тему, которое вот-вот будет окончено; наконец, начата работа над латинской поэмой в трех песнях, посвященной все тем же событиям. Можно только подивиться изобилию сочинений, единственная цель которых — прославить их автора. Попытаемся, однако, проникнуть в мотивы поведения Цицерона, и тогда мы поймем, что, может быть, далеко пе все объясняется одним лишь тщеславием. Прежде всего: первое сочинение в этом роде написал Аттик по-гречески, оно называлось «Commentarius consulatus» и прославляло консульство Цицерона. Название, как видим, то же, что знаменитых «Записок» Цезаря о Галльской войне. Слово это обозначало рассказ, лишенный стилистических красот, содержащий простое и точное изложение событий. Благодаря Аттика за сочинение, Цицерон с удовлетворением отмечает именно эти его особенности. Свое же сочинение Цицерон строил по контрасту с «Записками» Аттика, тщательно отделывая его и украшая всеми возможными фигурами Аристотелевой риторики. Один экземпляр он посылает на Родос своему наставнику и другу Посидонию с несколько лицемерными просьбами прислать критические замечания. Как некогда в сходных обстоятельствах Молон, соотечественник Посидония, тот пишет в ответ, что труд Цицерона великолепен и что сам он не смог бы создать ничего, более совершенного. Ссылаясь на отзыв Посидония, Цицерон обращается к Аттику, зная, что тот связан с греческими книготорговцами, и просит содействовать широкому распространению книги в Афинах и других греческих городах. Почему это так важно? Дабы осветить лучами славы подвиги автора. Объяснение становится более понятным, если вспомнить, что первым произведением римской историографии было сочинение Фабия Пиктора, также написанное по-гречески и также предназначенное ознакомить греков с римскими делами. Фабий Пиктор жил очень давно, но традиция сохранялась. Через восемьдесят лет после Фабия Пиктора по-гречески и для греков написал историю Рима Полибий. По-гречески же написал «Историю» и Лукулл, сознательно уснастив изложение ошибками и варваризмами, дабы всякий видел, что книга писана римлянином. Ко времени Августа относятся «Римские древности» Дионисия Галикарнасского. Итак, мы видим, что в Греции существовал большой слой читателей, интересовавшихся событиями в Риме. «Мемуар» («Нуротпета», называет его Цицерон), написанный по-гречески, никого бы не удивил, если бы героем его не был сам автор. Здесь в самом деле авторское тщеславие выступает на первый план: Цицерон хочет доказать всем и в первую очередь самому себе, что пишет по-гречески столь же совершенно, как по-латыни. Посидоний не счел нужным его разочаровывать. У Аттика же не было причин для подобной сдержанности, и, судя по его ответу, небольшая книжка Цицерона действительно оказалась достойной репутации автора.

Латинские «Записки» также входили в определенную традицию, представленную, начиная со времен Суллы, рядом сочинений. В их число входили «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря, о которых мы упоминала выше и которые также представляли собой апологию автора. Можно, конечно, сказать, что события, описанные Цезарем, несопоставимо важнее для истории Рима, чем заговор Катилины и его ликвидация. Это так, но в свете всего пережитого римлянами на протяжении предшествующего полустолетия весьма немаловажно, что в критический момент удалось найти мирное решение социального конфликта и избежать гражданской войны. Рассказ о консульстве приобретал тем самым значение примера, становился уроком политической мудрости.

Относительно поэмы в трех песнях «О своем консульстве» Цицерон сообщает Аттику, что цель сочинения — «не упустить ни одной возможности воздать себе хвалу». Слова эти многими рассматривались как образчик бесстыдного самовосхваления. Сторонники подобного взгляда не дочитывают фразу до конца — Цицерон прибавляет, что считает свою поэму не панегириком, а историческим сочинением. «О своем консульстве» встраивается тогда в совсем иную традицию — традицию римской эпопеи, представленную, а в глазах Цицерона и прославленную творчеством Энния. С просьбой написать именно такую поэму Цицерон обращался к Архию. Архий в любом случае мог написать ее только по-гречески, но он от поручения уклонился. И тогда Цицерон вспомнил о собственных стихотворных опытах тех времен, когда работал над «Марием», и, воспользовавшись досугом, который предоставляли обязанности сенатора и спад судебной деятельности (на протяжении последних трех лет не засвидетельствован, насколько мы можем судить, ни один значительный процесс), предался стихотворчеству.